Но влажный колдовской туман впереди в очередной раз разошелся, распался, разлетелся. В тяжелые пестрые клочья. И – новая прореха. Там, где рука. И – за рукой тоже. Дипольд вздохнул с облегчением. Вытер холодный пот со лба.

За развеявшимся туманом не обнаружилось никакого голема. А механического рука была всего лишь рукой. Неживой и неподвижной. Частью, отделенной от остального тела. Снятым с чудовищной машины механизмом. Или, уж скорее, не надетым еще, не вмонтированным в нее. Бездушной, безжизненной деталью была сейчас эта рука. Куском металла. Вернее, соединенными друг с другом диковинными кусками металла. Многими кусками и кусочками. Сложной, но бездействующей конструкцией, которой пока некому и нечему управлять.

Тяжелая механическая рука, чуть изогнутая в локте, лежала на тележке с маленькими железными колесиками, которую и один человек сможет без особого труда возить по гладкому полу мастератории.

Ну, действительно… Ну, в самом деле… Мартин ведь говорил… В мастератории наверху, над темницей, он собирал руки… Но не големов ведь… Только руки – ни о чем другом речь не шла…

Дипольд, успокоившись, отвел взгляд от растопыренных стальных пальцев, оторвал взмокшую спину от двери, подошел ближе, толкнул тележку с механической рукой в сторону.

И…

«Уф-ф-фь-ю-и-кщх-х-х-дзянь!»

Сквозь влажную пелену вновь сгущающегося тумана – там, дальше он смог рассмотреть еще кое-что. Кое-кого…

Дипольд поднял один меч. Потянул из ножен второй – уже спрятанный.

В этой невысокой, но вытянутой, бесконечно длинной, теряющейся в тяжелых клубах многоцветного дыма и пара комнате пфальцграф все же был не один. Здесь находились еще… двое. Как минимум. Да, две человеческие фигуры мелькали в плотном густом тумане. Сгибались и разгибались. Поднимались и опускались. Хотя человеческие ли? Так, тени людские. Бледные вялые заморыши. Но эти двое двигались. Работали. Вкалывали. Не зная усталости.

Голые худые костлявые спины. Вверх-вниз.

Тонкие, обвитые выступающими венами руки. Вверх-вниз.

Взлохмаченные грязные головы. Вверх-вниз.

Неподвижные, ничего… абсолютно ничего не выражающие мертвые лица. Вверх-вниз.

Стеклянные безжизненные глаза. Тупо уставившиеся в одну точку. Вниз. Да, глаза смотрели только вниз.

На собственные ноги, которые… которых…

Не было которых! Совсем. До колен были, а после, а ниже…

Дипольд тряхнул головой. Нет, не привиделось: два бесстрастных неутомимых работника словно вырастали из тяжелого металлического основания… Машины?

Никогда и нигде прежде Дипольд Славный не видывал таких машин.

Хитроумная механическая штуковина, с которой навеки были связаны эти несчастные, больше всего походила на гигантскую кровать под полудюжиной путаных балдахинов. Материал – дерево, тонкий металл, стекло, выделанная кожа и еще бог знает что… Вся конструкция водружена на массивную, надежную плиту литой неподъемной станины, но сама на вид не очень-то и прочная. А кое-где и откровенно хрупкая.

Странное «ложе» это имело множество трудноразличимых издали перевитых друг с другом отростков, терявшихся в колдовском тумане. У выпуклого «изголовья», поблескивающего тонкой сталью, гнутой медью и округлыми бронзовыми нашлепками, торчали два длинных рычага с ручками. Подле которых и располагались безногие неутомимые работники.

Машина эта, собственно, и оглашала всю мастераторию дышаще-скрежещущими «уф-ф-фь-ю-икщх-х-х-дзянь!» «Уф-ф-фь-ю-и-кщх-х-х-дзянь!» – звуками. А в действие аппарат, по всей видимости, приводили как раз два приставленных к нему… вставленных… вживленных в него человека. Или все же нечеловека?

Тогда кто же качает блестящие стальные рычаги? Кто они?

Дипольд подошел. Но не очень близко. И очень осторожно. Как бы не цапнули его эти двое, как бы не дотянулись со своего вечного постамента. Но нет, пока вроде хватать не собираются. Пока его вообще не замечают. Руки работников лежат пока на ручках рычагов. Или это ручки в руках. Не понять – где что, что где.

Пар. Дым…

Вверх-вниз.

«Уф-ф-фь-ю-и-кщх-х-х-дзянь!»

«Уф-ф-фь-ю-и-кщх-х-х-дзянь!»

Еще один шаг. Пфальцграф подступил чуть ближе. Присмотрелся внимательнее. Попытался разобраться, где же все-таки кончается рукоять машины и начинается пятипалая человеческая рука.

Не смог.

Не было здесь согнутых пальцев, обхвативших металл ладоней, сжатых кулаков. Все здесь оказалось слитым воедино. Как ноги людей (нелюдей?) и основание чудовищной машины. Рычаг являлся продолжением руки, рука являлась частью рычага. Невиданные арбайтеры[17]магиерской мастератории были намертво прикованы, припаяны, приварены к своему рабочему месту за все четыре конечности. С этими двумя Лебиус обошелся еще похлеще, чем с Мартином.

Что ж, вот и объяснение, почему дверь магилабор-залы не заперта. О каком побеге тут может идти речь? Как тут убежишь? Да ни о каком! Да никак! К тому же, судя по выражению лиц этой пары, точнее, по отсутствию всякого осмысленного выражения на их лицах, работники магиера не думали ни о чем, кроме работы. А скорее всего, и саму работу тоже выполняли бездумно, механически. Будучи уже сами неразумными деталями жутковатой машины Лебиуса.

Дипольд уже смекнул, что эти два человека, недочеловека, получеловека что-то куда-то слаженно перекачивают – вдвоем, на пару. Четырьмя руками-рукоятями. Двумя рычагами. А вот что именно они качают и зачем, пфальцграф понять не смог. Чем вообще была магиерская машина? Что она такое?

Дипольд подошел еще ближе, почти вплотную.

Какие-то мехи? Нет, скорее насос. Большой. Сложной, странной конструкции. Там-сям наружу выступало переплетение труб, трубок, трубочек из ведомых и неведомых Дипольду материалов. Вот чем оказались странные отростки балдахинистого «ложа».

В случайные прорехи или в специально для того проделанные отверстия выходят пар и жар. И хлад. И струйки дыма. И невыносимая острая вонь, от которой хочется воротить нос даже после смрадной темницы. Все это под давлением выплескивалось, выбрасывалось в разные стороны. Поднималось к низкому – рукой достать можно – потолку и медленной ленивой многоглавой гидрой уползало в стрельчатое окно. Высокое, узкое, забранное прочной кованой решеткой.

По магилабор-зале витал то ли конденсат, то ли рассеянная мельчайшая взвесь каких-то магических эликсиров, увлажняющих воздух, но отчего-то не оседающих на пол и стены. Блестящие округлые капли, искристые колючие льдинки, невесомые, постоянно меняющие свой собственный цвет, а заодно подкрашивающие клубы дыма и пара граненые алмазики…

И «Уф-ф-фь-ю-и-кщх-х-х-дзяньЬ. «Уф-ф-фь-ю-и-кщх-х-х-дзянь!» Чудовищный механический орган с двумя рычагами, с двумя «музыкантами», вмонтированными в него, слитыми с ним руками и ногами, все наигрывал и наигрывал пронзительную мелодию, от которой ныли зубы и ломило сердце. И не понять – для чего играл, зачем… Снаружи, за решетчатым окном, какофонии, изрыгаемой магиерским насосом, восторженно подвывал ветер.