* * *

—Ты останешься здесь на все время процесса, с моей матерью и моей сестрой Пьереттой.

Тон Ваи-Каи был абсолютно безапелляционным, но возмущенный Йенн не смог удержаться от протеста:

—Я буду с тобой, куда бы ты ни пошел! Хочешь ты того, или нет!

Духовный Учитель бросил на него холодный взгляд, лишенный какой бы то ни было иронии или любви. Его приемная мать и сводная сестра неподвижно стояли чуть поодаль, рядом с разожженным камином.

—Перестань наконец считать себя незаменимым, Йенн. Ты действительно полагаешь, будто я не могу обойтись без тебя?

Йенн взглянул на женщин, рассчитывая на их поддержку, но они не помогли ему —ни жестом, ни даже взглядом. Он не мог оставить Учителя один на один с судьями, ему становилось страшно при одной только мысли о той волне ненависти, которую спровоцирует процесс.

Другие ученики узнали его на улицах Манда, и Йенну казалось, что его долг быть рядом с Ваи-Каи в зале заседаний, он обязан отражать наскоки прессы.

Недели две назад они укрылись в доме, где прошло детство Ваи-Каи, и прожили десять дней в покое, веселье и простом счастье. Уже неделю ни один журналист, никто из зевак не показывался в окрестностях. Этой передышкой они были в определенной степени обязаны новогодним праздникам. Во втором материале "EDV", посвященном Христу из Обрака, был указан точный адрес дома —словно журнал намеренно приглашал читателей собираться у логова шарлатана. Мать Ваи-Каи рассказала, что в декабре повсюду шныряло множество любопытных, в том числе и агрессивных. Те, что были поспокойнее, исписывали стены дома баллончиками с краской или растягивали лозунги перед входом во внутренний двор, а самые активные забрасывали камнями окна и черепичную крышу, а то и самих женщин, когда они выходили за дровами или инструментами в сарай.

Булочник, бакалейщик и мясник, обычно заезжавшие раз или два в неделю, больше не появлялись —из страха быть причисленными к семье Мэнгро (кроме того, никому не нравится, когда его забрасывают камнями!). Заботу о пропитании взяла на себя учительница Иисуса Мэнгро, женщина на редкость энергичная и властная —она явно была счастлива посвятить часть времени бывшему ученику. Она завозила покупки на исходе дня, когда самые отъявленные противники Ваи-Каи убирались прочь, и засиживалась до ночи. Она отпраздновала с ними сочельник —единственным деликатесом за ужином был замечательный шоколадный торт, испеченный Пьереттой.

—Да нет, уж скорее я не обойдусь без тебя, —прошептал Йенн.

—Я не всегда буду с тобой. Тебе пора взрослеть.

Йенн ненавидел бесконечные намеки Духовного Учителя насчет его ухода. Что будет с учениками в отсутствие поводыря? А что станется с ним, Йенном, раздираемым гордыней и страхом перед мужской несостоятельностью?

—Я поручаю тебе заботу о матери и сестре, — продолжил Ваи-Каи. —Ты будешь оберегать их в мое отсутствие.

—Как... кто отвезет тебя в Манд завтра утром? —спросил Йенн со слезами на глазах.

—Мадам Гандуа, моя учительница. Она останется со мной на все время процесса.

—А как же ее ученики?

—Она нашла замену.

Неожиданный остракизм после трехлет верного ученичества наполнил душу Йенна горечью. Он догадывался —или полагал, что догадывается, —что Ваи-Каи готовит его к грядущему расставанию, но ему требовалось еще немного времени, он не хотел, просто не мог разорвать сейчас духовную связь с Учителем. Йенну казалось чудовищной несправедливостью, что другие, а не он —первый ученик! —будут рядом с Ваи-Каи во время первого серьезного испытания.

—Ты сделаешь, как я прошу? —мягко спросил Учитель.

Йенн молча кивнул в ответ. У него не было иного выбора, кроме как покориться, но никогда прежде участь ученика не казалась ему такой тяжкой. Не в силах взглянуть в глаза Ваи-Каи, Йенн ушел в маленькую комнатку под крышей, где его поселили, и лег спать.

* * *

Йенн не мог понять, что за игру предлагает ему Пьеретта.

Ваи-Каи уехал на рассвете в сопровождении своей бывшей учительницы. Несмотря на ранний час, группка "врагов Антихриста", собравшаяся перед воротами во ипутренний двор, закидала камнями маленькую машинку, разбив заднее стекло и помяв дверцу. Потом они начали швырять в сторону дома камни и гайки —что исключало спонтанность, —словно достаточно было разбить несколько черепичин и стекол, чтобы низвергнуть царство врага рода человеческого.

Йенн наблюдал за ними в щель между ставнями. Где-го там, далеко, ребятишки швыряют камни, потому что у них нет другого оружия против танков, гранат и помповых ружей, а здесь люди ополчились против фермы, затерянной в Обракской глуши, потому что кто-то сознательно провоцирует ненависть и нетерпимость. Неужели под иными небесами они с тем же рвением побивали бы камнями неверных жен? Очень часто сознательно разжигаемую ненависть и бытовую нетерпимость к "инаковости" разделяет только узкое пространство закона.

Пьеретта не отпускала руку Йенна, пока они взбирались вверх по холму над полями. После обеда она пришла за ним в его комнату и повела его на прогулку по Обракской равнине. Небо затянули низкие черные тучи, но дождя не было. Температура здесь упала ниже, чем в других районах Франции и Европы, но холод был вполне переносимым. Йенн и Пьеретта поднялись уже довольно высоко: их теперь окружал суровый и загадочно-прекрасный пейзаж, где камни и растения сливались в невероятном симбиозе.

Убийственное настроение Йенна постепенно рассеивалось.

Он не спал всю ночь, пытаясь понять, чем прогневал Ваи-Каи, но ни один из приходивших в голову доводов не прояснял мотивов Учителя. Оставалось страдать, как собаке, брошенной хозяином, с той лишь разницей, что человеку, в отличие от пса, нравится бередить собственные раны. На заре Йенн спустился вниз в безумной надежде, что Ваи-Каи передумает, но Учитель, отправлявшийся в суд в одной набедренной повязке, не обратил на него ни малейшего внимания, не удостоил даже взглядом, о котором ученик молил, как нищий.

—Этот человек навлечет на тебя несчастье! —кричала Йенну по телефону несколько дней назад его мать. —А заодно и на всех нас!

Он ответил, что несчастье этому миру приносят не такие существа, как Ваи-Каи, а подавление человека человеком, в том числе родителями детей. Йенн почувствовал, как напряглась на другом конце провода мать.

—Я думаю только о твоем счастье.

—Ну да —о моем счастье на твой лад.

—У меня есть право высказать свое мнение. Я все-таки...

—Моя мать, я помню.

—Так вот, я считаю, что ты выбрал опасный путь. Твой гуру (боже, какое презрение она вложила в это слово!)—чудовище, он насилует девочек, он...

—Его в этом обвиняют. Но приговор пока не вынесен.

—Дыма без огня не бывает. Если его осудят, тень скандала ляжет и на тебя, твоя жизнь...