— Если ты откажешься, я убью твоего брата.

В его угрозе нет места шуткам. Это самые правдивые слова, которые мой отец когда-либо говорил мне, и я чувствую, что Хантер делает шаг ближе.

Через. Мой. Гребаный. Блять. Труп.

Ярость и раздражение пылают глубоко внутри меня, и это, должно быть, отражается на моем лице, потому что ухмылка на губах моей матери говорит мне, что они ошибочно принимают мою реакцию за страх. Пусть будет так. Пусть они продолжат думать, что они зарывают нас в землю с помощью своей собственной жестокости. В следующие выходные глупцами окажутся они, а не мы.

Я подавляю свой гнев, стараясь не разозлить их и не подвергнуть Хантера или меня еще большей опасности. Когда я пытаюсь отодвинуть нас, мой отец вскакивает на ноги и хватает меня за горло быстрее, чем я успеваю отреагировать, но, к моему удивлению, моя рука обвивается вокруг его запястья, бросая ему вызов.

— Если ты не будешь делать то, что тебе говорят, то то, что Брюс сделал с тобой, не будет иметь никакого отношения к великой гребаной схеме вещей. Я выстрою в очередь каждого мужчину в этом городе и позволю им разорвать тебя на части, пока от тебя ничего не останется. Ты понимаешь меня, Бетани? — Вены вздуваются у него на лбу, когда его голос повышается от гнева. Мои пальцы впиваются в его кожу, но я киваю, стараясь изо всех сил.

— Я понимаю, — прохрипела я, и его рука снова сжимается на моем горле, прежде чем он швыряет меня в сторону. Мое бедро ударяется о столешницу, пока я ищу Хантера, которому удалось подобраться к двери в фойе, но его панический взгляд прикован ко мне, а не к моему отцу, который бросается к нему. — Нет, пожалуйста, — умоляю я, но отец уже хватает его за шиворот и тащит к двери в подвал.

Мчась за ними, я успеваю добежать до входа на кухню, когда стекло разбивается о стену слева от меня. Осколок режет мне предплечье, и я оборачиваюсь и вижу, что мама смотрит на меня, положив ладони на стол.

— Держись подальше от этого и закрой свой рот, тупая сука. Вот о чем мы говорим. Играй свою роль тихой и послушной, Бетани, или все, над чем мы работали, пойдет прахом, — шипит она, и мой взгляд опускается на разбитый стакан у моих ног.

Она, должно быть, разозлилась, если хочет швырнуть в меня своим любимым бокалом с бренди.

Звук захлопывающейся двери подвала говорит мне, что Хантер внизу, в изоляции, и я была слишком отвлечена этой сукой, чтобы остановить это.

Ярость царапает мою кожу, умоляя показать им, из чего я на самом деле сделана, но вместо этого я делаю именно то, о чем она просит. Тяжелыми шагами я медленно поднимаюсь по лестнице в свою комнату, мое сердце разрывается на каждом шагу, когда я понимаю, что Хантер один. На мгновение мой взгляд остается прикованным к двери в подвал, жалея, что у меня нет сил открыть ее.

Скоро, я повторяю это снова и снова с каждым шагом, но это не согревает мою душу так, как раньше.

Проскальзывая в свою комнату и закрывая дверь, я быстро достаю телефон и отправляю Райану сообщение, прежде чем снова спрятать его, зная, что буду слишком напугана, чтобы доставать его до конца ночи.

Я: Они открыто сказали мне, что собираются продать меня. Я должна хорошо подыгрывать, иначе они убьют Хантера. Этот план не может провалиться, Райан. Я доверяю тебе, я просто… Подвергая Хантера риску, я ломаюсь.

Пряча его среди книг, я собираю сумку и достаю домашнее задание, которое мне нужно сделать, но я не могу сосредоточиться на нем прямо сейчас. Мне нужна минута. Мне нужна гребаная минута.

Я выхожу из комнаты и прислушиваюсь, нет ли кого-нибудь из родителей, но в доме снова становится тихо, когда я иду в ванную и закрываю за собой дверь.

Включив душ, я не дожидаюсь, пока он нагреется, и не утруждаю себя тем, чтобы снять джинсы и футболку. Вместо этого я стою под струями воды, позволяя боли терзать мое тело, пока я рыдаю, слезы неудержимо текут по моим щекам. Осознание того, что Хантер находится там, в изоляции, в то время как я получаю частичку нормальной жизни, ломает меня больше всего на свете.

Я бы предпочла, чтобы меня выгнали на ночь, но я знаю, что это только потому, что я смогу добраться до Райана, и это только усиливает чувство вины, разливающееся по моим венам. В любом случае мне пришлось бы оставить Хантера здесь, пока я наслаждалась бы жизнью, и я ненавижу, какой эгоистичной это заставляет меня себя чувствовать.

Мне нужно быть лучшей сестрой.

Мне нужно, чтобы все это сработало, тогда нам никогда больше не придется испытывать подобных чувств.

Я, блядь, клянусь, обещаю на мизинце, что у нас все получится.

Двадцать четыре

БЕТАНИ

Я убираю домашнее задание по математике в рюкзак и делаю мысленную пометку обсудить с Райаном задание по английскому, которое нам предстоит выполнить, но затем реальность бьет меня по лицу — меня здесь не будет для этого. Нас здесь не будет из-за этого.

Это кажется таким странным, но я не могу отрицать волнения, которое разливается по моим венам при мысли об отъезде. Затем мой мозг любезно напоминает мне, что мой брат находится в изоляции, и я испытываю ментальный удар хлыстом. Черт возьми, у меня в голове все перемешалось.

Сопротивление отнимает больше сил, чем я ожидала. Постоянное чувство вины, страха и решимости утомляет меня.

У меня урчит в животе, когда я откидываю простыню на кровати, но я игнорирую это. Если Хантер не может нормально поесть в одиночестве, то и я не могу есть, вот так просто. Моему телу просто нужно немного топлива, и я наказываю себя из чувства вины.

Я забираюсь в постель в своей бело-розовой пижаме, покрытой облаками, и мне тут же хочется оказаться у Райана, лежать в одной из его украденных футболок, но это должно быть в другой раз. Скоро.

Тишина дома окутывает меня, когда я устраиваюсь поудобнее на боку. Мои родители, должно быть, напились до потери сознания после того, как накричали друг на друга, пока я пыталась закончить свои задания, но они хоть не