Так что Василий Тарасович откровенно страдал. Он не привык чувствовать себя на задворках, задвинутым в тень. И ведь, что характерно, обвинять-то было некого. Лишь самого себя. В том, что не оценил, не развил, не предугадал, что разведработа в Содружестве вот так внезапно станет ключевым направлением. Все силы бросил на ниппонцев и султанат да на мелкие государства. Ожидая проблем больше от них, чем от вроде как такого стабильного и предсказуемого Содружества… И вот теперь у Данченко вырисовывался шанс вновь блеснуть перед государем эффективностью работы своей службы. Благодаря опять же своему мудрому ходу.

Обо всем этом Василий Тарасович думал, мягко покачиваясь на заднем диване своего служебного глидера. Он поехал на своем, потому что, если Стрепетов действительно накопал что-то серьезное (а это, учитывая опыт и квалификацию Вадима Сергеевича, было более чем вероятным), скрывать их особые отношения смысла уже не было. И так все станет явным при совместном докладе. Ну и пусть — победителей не судят. Это эвон сколько времени назад сказали.

Стрепетов ждал его в своем кабинете. Радушно поздоровавшись, он усадил его в свое кресло и, заботливо поинтересовавшись, не нужно ли чаю, раскрыл сейф и вытащил распечатки:

— Вот, Василий Тарасович, ознакомьтесь.

Данченко углубился в чтение. Некоторое время в кабинете Стрепетова висела напряженная тишина. Данченко с каменным лицом переворачивал листки распечаток… Наконец он закрыл папку и замер, сурово нахмурив брови. Стрепетов нетерпеливо уставился на него.

— Да-а, Вадим Сергеевич, поработал ты явно знатно. Значит, вот оно как… выходит эти супостаты уже давно на нас нацелились. А эти умники, Леонидов и Лиховцев, просто прошляпили, а теперь только руками разводят — неспровоцированное обострение да неспровоцированное обострение.

— Все так, — утвердительно кивнул Стрепетов, — честно сказать, я тоже было засомневался. Уж больно все как-то внезапно произошло. И… решился на акцию. Вчера вечером взяли второго секретаря посольства Содружества. Именно он, по моим сведениям, руководил настоящей агентурой, а не атташе по культуре, как считалось. Так что, когда мы его к утру раскололи, — он все подтвердил. А Макнамара — это подстава, призванная отвлечь наше внимание.

Данченко понимающе кивнул:

— Ну что ж… ты можешь дать мне эту распечатку? Надобно готовить доклад государю.

— Василий Тарасович… — Стрепетов прижал руки к сердцу, — я готов предоставить вам любые помещения — вызывайте сюда сколь угодно ваших людей, но… — Он развел руками. В принципе все было правильно — подобные сведения НИКОГДА не покидают пределы «накопавшего» их ведомства, кроме как для доклада по команде.

Данченко вздохнул и шутливо погрозил пальцем:

— Вот ведь… полковник, а уже генерал-лейтенантом командуешь. Ну да ладно. Я тут на рыбалку собрался, но чувствую, это дело придется отменить. — И он небрежным жестом извлек из кармана мобильный коммуникатор. Нажав кнопку быстрого набора, он приложил его к уху, продолжая смотреть на Стрепетова ласково-отеческим взглядом и старательно не обращая внимания на то, как напрягся полковник.

— Алле, Ставрыч, старый хрыч, как, червей накопал?.. Знаю тебя, всегда говоришь все готово, а потом мучаемся. Ну да ладно, на сегодня — отбой. Не получится у меня порыбачить. Дела… Ну бывай. — И нажал клавишу отбоя, все так же не замечая, что полковник Стрепетов облегченно перевел дух…

Генерал Леонидов отнял от уха трубку мобильного коммуникатора и посмотрел на высветившийся номер. Затем хлопнул по клавише стационарного:

— Смидович, связь с Лиховцевым, быстро!

— Слушаюсь, — сухо отозвался капитан-лейтенант, и спустя всего пару мгновений в динамике раздался знакомый голос:

— Лиховцев…

— Григорий Данилович, быстро пробей, где сейчас Данченко.

— Угу, — отозвался тот, и в динамике пошел фон, который бывает, когда линию ставят на удержание, переключаясь на другую. А потом опять включился: — А что случилось?

— Я сейчас получил от него звонок на личный коммуникатор. Довольно странный. Как будто Василий пытался меня о чем-то предупредить.

— Угу, — вновь отозвался Лиховцев и вновь отключился. Когда он включился, голос его был необычайно спокоен и ровен. Так бывало всегда, когда дела начинали приобретать крутой оборот. — Он в ведомстве Стрепетова. Во всяком случае, его личный коммуникатор отзывается оттуда. Причем, судя по всему, прямо из его кабинета.

— Понятно, — глухо произнес Леонидов, — я поднимаю флотский спецназ. И лейб-гвардейскую бригаду морской пехоты.

— А я своих, — отозвался Лиховцев. — Государю ты доложишь?

— Как решишь, — ответил Леонидов, оставляя право решения за старшим по статусу товарищем.

— Докладывай, — решил Лиховцев…

Данченко как раз допивал чай, нахваливая добавки в виде липового цвета, зверобоя и еще каких-то трав, добавленные в заварку, когда в кабинет к Стрепетову стремительно вбежал какой-то офицер. Наклонившись к начальнику, он что-то зашептал ему на ухо. Услышав его доклад, Стрепетов качнулся вперед и, стиснув ладонями подлокотники кресла, устремил на генерал-лейтенант горящий взгляд.

— Вот, значит, как, Василий Тарасович, — тихо произнес он.

— Ну да, — невозмутимо кивнул головой Данченко, — о-отличнейший, я тебе говорю, чаек…

Стрепетов опустил глаза и сглотнул.

— На чем хоть я засыпался?..

— О чем ты? — удивленно переспросил Данченко.

— Да ладно вам, — Стрепетов махнул рукой, — здание контрразведки оцеплено лейб-гвардейской бригадой морской пехоты.

Данченко поставил на стол недопитую чашку (она была уже четвертой по счету, и чай у него уже готов был течь из ушей) и усмехнулся:

— Ну что ж, Анатолий Остапович, отлично сработал. И быстро.

В глазах Стрепетова мелькнуло понимание.

— Рыбалка… — сдавленно произнес он.

Данченко кивнул:

— Талантливый ты мужик, Вадим Сергеевич, и поработал знатно, со тщанием. «Деза» вышла — залюбуешься. Но, извини, на твоем уровне. Ежели бы кто рангом пониже прочитал, ни в жисть бы не догадался, что это «деза». Но, извини, на наш ты пока не вышел. Тебе бы в нашем кругу повертеться, с императором пообщаться, так, глядишь, и сделал бы что-нибудь такое, во что я поверил бы. А так… — он махнул рукой, — да еще, чтобы придать достоверности, а вернее, чтобы твоему хозяину потрафить да все еще более обострить, второго секретаря посольства похитил… ну грубо, грубо… — Данченко вздохнул. — Одного я не понимаю, Вадим Сергеевич, чем тебя купить-то смогли?

— Эх, Василий Тарасович, Василий Тарасович, — Стрепетов окинул Данченко жалостливым взглядом, — ты действительно ничего не понимаешь. Я ведь отнюдь не враг ни тебе, ни народу, ни государю. И все, что я делаю, как раз на пользу всем должно было пойти. Вернее, нет, — он тряхнул головой, — не совсем так. Скорее на то, чтобы весь вероятный вред от нашего скудоумия и незнания минимизировать. Но иначе нельзя, нельзя… да ты и сам поймешь, — внезапно вскинулся он и вскочил на ноги, — идем-ка!