Через несколько минут всё сложилось, и бессмысленные поступки обрели смысл. Поражённый Чангэ широко раскрытыми глазами смотрел на то, что произошло на дороге в следующие несколько минут.

Старуха споткнулась на ровном месте и упала, выронив поклажу. Если бы Шу Э не отодвинула камень, она бы разбила себе голову и умерла.

Осёл понёс пастуха. Если бы Шу Э не обломила ветку, она бы проткнула несчастному парнишке глаз и лишила его зрения, а может, и жизни. Осёл сбросил его точно в лужу, которую Шу Э прикрыла лопуховыми листьями.

За ветку, которую Шу Э бросила в реку, ухватился упавший в воду по недосмотру матери ребёнок. Люди кинулись к нему и вытащили.

У Чангэ создалось впечатление, что Шу Э видит будущее и может его менять. Он ошибался.

Великому Ничто запрещалось вмешательство в предначертанное. Шу Э не понимала, почему. У них была возможность попасть в любой момент прошлого или грядущего, но Юн Гуань говорил, что Владыка миров строго-настрого запретил им это. За ослушание грозило строгое наказание. А ведь они могли бы изменить миры к лучшему, предотвратив чудовищные события или исправив уже свершённые. Шу Э никогда не спорила с вышестоящими, но иметь собственное мнение ей не возбранялось.

Иногда в предначертанном происходили сбои, «артефакты», как называл их Вечный судия: происходило то, что не было предопределено, ввиду ряда причин, зачастую неизвестных. Списки «артефактов» приходили вместе со списками смерти, и их полагалось немедленно устранять, чтобы не нарушилось равновесие миров.

Шу Э просто исправила «артефакты» деревни Синхэ. Ни один из трёх не должен был умереть сегодня, но некие обстоятельства сложились и создали «артефакт». Сама Шу Э полагала, что «артефакты» стоило бы именовать «разломами бытия», но если владыке угодно называть их «артефактами»…

Шу Э заметила взгляд Чангэ и поёжилась. Если даос начнёт задавать вопросы, как ему отвечать?

Но Чангэ в размышлениях отклонился от верного пути.

«Пытается убедить меня, что она не злой дух?» – машинально подумал Чангэ.

– В грядущее не следует вмешиваться, – вслух проговорил Чангэ.

– Я и не вмешивалась в грядущее, – возразила Шу Э, – только в настоящее. «Разломы бытия» к грядущему не относятся.

Она осеклась, поджала губы, надеясь, что Чангэ пропустит эти слова мимо ушей. Сболтнула лишнее, смертным об этом знать не полагается… Всё из-за того, что Шу Э не воспринимала Чангэ как простого смертного: небожитель, даже бывший, всегда остаётся небожителем, хоть дюжину смертных оболочек на него надень!

Чангэ, к счастью, на сказанное внимания не обратил. Он поспешил к старухе, чтобы помочь ей подняться.

Шу Э посмотрела ему вслед, отступила в тени и исчезла. На сегодня хватит с неё смертного мира и небожителей-даосов. Чангэ настолько не вписывается в её представления о последних, что впору их пересмотреть, а делать это лучше во дворце Юн Гуаня, где ничто не будет отвлекать её от переосмысления собственного мировоззрения.

«Видишь ли, – сказала Шу Э, словно бы убеждая саму себя, – у Чангэ непозволительно отвлекающая внешность».

Чангэ, к слову, думал точно так же – о самой Шу Э.

[288] Жутко деятельный помощник

Чангэ с неудовольствием глядел, как Шу Э суёт нос куда не следует, а именно в кульки и свёртки с травами и кореньями в стенном шкафу. Шу Э твёрдо вознамерилась помочь Чангэ с аптекарскими опытами, а для этого непременно нужно знать, что где лежит, чтобы в нужный момент не оплошать и не замешкаться.

– Не нужно мне помогать, – сказал Чангэ, но Шу Э не обратила на его слова никакого внимания и продолжала тщательную инспекцию даосских запасов.

– Это ведь тот женьшень, что я принесла? – удивилась Шу Э, извлекая из кулька высохший корешок. – Почему ты его не использовал?

– Это редкий и дорогой ингредиент. Его не стоит использовать впустую.

– Я бы принесла тебе ещё, – пожала плечами Шу Э, – там их пруд пруди.

– Где? – осторожно уточнил Чангэ.

– В саду влады… – Шу Э осеклась и исправилась: – Я знаю места, где растёт женьшень.

На самом деле женьшень Шу Э выкопала в саду Вечного судии. Великое Ничто изобиловало редкими растениями, многие из которых почитались в мире смертных за настоящие сокровища. Этот особенно редкий вид женьшеня встречался лишь раз в тысячу лет. Но в Великом Ничто времени как такового не было, а Шу Э обладала способностью выносить из небытия то, к чему прикасалась тенями, поэтому сорванный ею женьшень не рассыпался, как это бывало с растущими в Великом Ничто растениями, и благополучно пережил переход между мирами.

– Одной крошки достаточно, чтобы сварить целый чан лечебного снадобья, – заметила Шу Э, откладывая корешок в сторону. – Тебе бы его хватило на целую тысячу лет.

– Ты разбираешься в аптекарском искусстве?

– Хм… кое-что читала, – уклончиво сказала Шу Э.

Птичий дух, читающий медицинские трактаты… Чангэ поджал губы. Ответ где-то совсем близко, вот-вот сложится… Нет, не в этот раз. Чангэ опять отвлёкся и потерял нить размышлений. Тело затрепетало, отозвавшись на случайное прикосновение: Шу Э задела его рукавом, когда проходила мимо, чтобы проверить стеллаж у другой стены. На Чангэ повеяло свежестью весенней ночи. Крылья носа его дёрнулись, зрачки расширились, корень жизни снова дал о себе знать.

Чангэ сдвинул колени и попытался сосредоточиться на том, что делал, а он как раз толок в ступке сухие травы для лечебного снадобья, но стук пестика о деревянное дно вызывал непристойные ассоциации. Лицо его покраснело, он отставил ступку и прикрыл глаза, сжимая переносицу пальцами.

– Болит голова? – участливо спросила Шу Э, возвращаясь к столу.

«Ты моя головная боль», – подумал Чангэ.

Шу Э придвинула к себе ступку, накрыла её ладонью, а когда отвела, то травы в ступке уже были размолоты и должным образом перемешаны. Тени постарались на славу. Чангэ решил, что пора уже перестать удивляться.

– Ты ведь не птичий дух, – устало сказал он.

– Я и не говорила, что я птичий дух. Это ты так решил.

– Ты… использовала духовную силу, чтобы их измельчить? – неуверенно спросил Чангэ.

– «Глупая птичка» ничего не смыслит в культивации, – повторила Шу Э некогда сказанные даосом слова. – Что я знаю о духовной силе?

Чангэ покраснел.

В хижину пришли люди. Шу Э тотчас завесила лицо платком и умолкла. Чангэ с рачительностью бережливого хозяина делил между ними кулёчки с лечебными порошками, попутно объясняя, как и когда следует пить лекарство. Близилась зима, а вместе с нею и простуды.

Шу Э люди приветствовали едва ли не радостно: прошёл слух, что это именно она