дабы вникнуть в фонетику и метрику стиха в их самых разных проявлениях.

«Переводчик – художник, – говорит он, – он пишет портрет стихотворения, а не снимает гипсовый слепок с его трупа…»

В 1951–1953 годах он интенсивно работал над переводами Виктора Гюго и выпустил сборник его стихотворений «Возмездие» (М., 1953). Эти переводы были выполнены на столь высоком уровне, что правнук Гюго в отправленном ему в 1954 году письме, которое всем с гордостью показал Георгий Аркадьевич, назвал их конгениальными. Это действительно были подлинные шедевры перевода, вот отклик на эту работу Георгия Шенгели: «Мой дорогой мэтр, я был глубоко тронут Вашей мыслью прислать мне Ваш прекрасный перевод “Возмездия”. Я заставил читать Вашу книгу человека, который знал русский язык, и таким образом я мог отдать себе отчет в скрупулезной точности Вашего перевода и большой поэтической ценности его. Поздравляя и горячо благодаря, я прошу Вас верить, мой дорогой мэтр, моему восхищению и моей симпатии. Жан Гюго».

Получить от него такой отзыв было очень лестно. Но, думается, важнее тут другое: русскому читателю теперь уже не обязательно, как это было раньше, верить на слово восторгам тех, кто знает поэзию Гюго в оригинале, – знакомясь с переводами Шенгели, он теперь и сам может почувствовать ее красоту и силу:

Таверна ветхая, насквозь освещена,

И вывеска, от лет и копоти черна,

Над Сеной древнею скрипит, вися, с балкона,

Откуда Карл, король, стрелял во время оно;

На ней еще прочтешь четыре буквы «…трон», —

Обрубок сумрачный, финал словца «патрон».

На всех – от Игоря Северянина до Александра Кочеткова и Марии Петровых – Георгий старался делить туркменские и прочие подстрочники между ими всеми на голодных, а сам неистово переводил зарубежных поэтов «полностью», хотя целиком одолел только одного Байрона – странно было бы, одолей один человек еще и полного Гюго, и полного Верхарна, и полного Верлена, а ведь именно этого хотел Шенгели. Сделав после войны книгу Верлена, он взялся и за Бодлера (сохранилось шесть переводов), но Верлен в печать не пошел, остановилась и работа над Бодлером. Время подвергло эрозии не только переводы Шенгели из Байрона – самого Байрона в Англии сегодня едва-едва читают, предпочитая Китса. Зато его переводы с французского, прежде всего из Гюго – баллады «Джинны» и «Турнир короля Иоанна», – прекрасны.

Вот что писал в статье «О структурных элементах и ритмической верности стихотворных переводов с французского языка» Валентин Дмитриев, анализируя переводы стихов Виктора Гюго Георгием Шенгели:

«Несмотря на утверждения, что “задача переводчика не сводится к копированию формы оригинала” (А. Важик, автор перевода “Евгения Онегина” на польский язык, нарушающего рифмовку “онегинской строфы”), что «тенденция переводчика воспроизвести все формальные черты оригинала предосудительна» (Т. Робак), что эта позиция “срастается с формализмом”, мы, тем не менее, видим рост этой тенденции. Проиллюстрируем это на примере переводов “Турнира короля Иоанна” В. Гюго. Вот первые две строфы:

Ça, qu’on selle,

Ecuyer,

Mon fidèle

Destrier.

Mon cœur ploie

Sous la joie,

Quand je broie

L’étrier.

Par Saint-Gille,

Viens-nous-en,

Mon agile

Alezan.

Viens, écoute.

Par la route,

Voir la joute

Du roi Jean.

Труднейшую задачу поставил… перед собой… Георгий Шенгели:

Паж, вставайте,

Не до сна!

Мне седлайте

Скакуна.

Я ликую.

Чуть почую

Повод, сбрую,

Стремена.

Ну, лети же

Лихо, всласть,

Конь мой рыжий —

Что за масть!

Я, конечно,

Жажду, грешный,

На потешный

Бой попасть.

Вслушайтесь в текст Гюго: как виртуозно передан топот копыт тройной смежной рифмой в конце строф! Этому же содействует усеченность строк. (В переводе Л. Мея этой лаконичности нет и в помине; рифмовка гораздо беднее, так как вместо двух тройных рифм осталась лишь одна. Вторая исчезла, ибо каждая строка перевода соответствует двум строкам оригинала. В результате последнюю строку каждой строфы переводчику пришлось присочинять от себя (“И отъедешь от крыльца”). Несравненно лучше перевод П. Антокольского, но лишнего слога в каждой строке оказалось достаточно, чтобы утяжелить оригинал.) Насколько точнее, совершеннее и по содержанию, и по форме перевод Г. Шенгели, несмотря на громадные трудности, которые пришлось преодолеть! Ведь двухстопным хореем, выдерживая рифмовку “а – b – а – b – с – с – с – b”, нужно было перевести не 5–6 строф, а 32! Этот перевод, словно дающий зеркальное отражение формы подлинника, – наглядная демонстрация неограниченных возможностей русского стиха. Тем огорчительнее, что в последнем издании сочинений Гюго (1952) баллада “Турнир короля Иоанна” помещена в устаревшем переводе Л. Мея, обедняющем оригинал и вдобавок неполном (пропущено 11 строф, т. е. почти целая треть!)».

А как замечательно перевел Шенгели небольшую поэму Гюго «Головы в Серале»! Вещь получилась просто замечательная, как будто перед нами не перевод, а самый настоящий первоисточник:

Сераль!.. Сегодня он дрожит от ликованья.

На шелковых коврах под гром и завыванье

Флейт, барабанов, труб – султанш веселый пляс:

Дворец, как властелин, дарующий широко,

Шесть тысяч подарил поклонникам пророка

Голов, отрубленных зараз.

Зловещие, они, чредой свисая длинной,

Собою тяготят зубцы стены старинной,

Среди расцветших роз, что внемлют соловью;

Печальна, точно друг, и, точно друг, утешна,

На бледность мертвую луна, скользя неспешно,

Льет бледность нежную свою.

И как бы властвуя, среди стены фатальной

Три головы висят над аркою центральной,

Где вороны порой к их приникают лбу;

И роковой удар одну на поле битвы

Постиг в разгар борьбы, другую – в час молитвы,

Последнюю – уже в гробу.

Когда недвижные, как и они, тупые,

Оцепенелые дремали часовые, —

Три этих головы заговорили вдруг.

Их голос походил на песни в снах туманных,

На смутный ропот волн у берегов песчаных,

На ветра гаснущего звук…

Шенгели прекрасно переводил стихи и баллады Виктора Гюго, а Эмиля Верхарна и того лучше. Более удачных переводов поэзии Верхарна, чем у Шенгели, наверное, нет ни у кого. Еще в молодые свои годы Шенгели выступал на одном из литературных концертов с докладом о Верхарне, и удостоился за это положительной оценки печати. В тифлисской газете «Кавказское слово» от 2 февраля