самом сильном желании большинство людей не способны понять главные этические проблемы мира. Мы можем разобраться в отношениях между двумя или двадцатью членами племени охотников и собирателей или между соседними кланами. Но мы не в состоянии осмыслить взаимоотношения между несколькими миллионами сирийцев, между 500 миллионами европейцев или между всеми пересекающимися группами и подгруппами людей на планете.

Пытаясь осознать и разрешить моральные дилеммы такого масштаба, люди часто прибегают к одному из четырёх методов. Первый заключается в преуменьшении проблемы. Чтобы разобраться в гражданской войне в Сирии, люди сравнивают её с конфликтом между двумя охотниками из каменного века: с одной стороны — Асад, с другой — повстанцы, одна сторона плохая, другая хорошая. Историческая сложность конфликта подменяется простым и ясным сценарием[179].

Второй метод — сосредоточиться на трогательной истории, которая якобы раскрывает суть конфликта. Бесполезно пытаться объяснить людям истинную сложность конфликта, прибегая к статистике и точным фактам, но история о судьбе одного ребёнка активирует слёзные железы, заставляет вскипать кровь и создаёт ложную внутреннюю уверенность[180]. Об этом давно знают многие благотворительные фонды. В одном примечательном эксперименте людей просили пожертвовать деньги для помощи бедной семилетней девочке из Мали по имени Рокия. Многие были тронуты её рассказом и открыли свои сердца и кошельки. Однако, когда в дополнение к личной истории Рокии людей знакомили со статистикой, отражающей общую проблему бедности в Африке, те неожиданно проявляли меньшую готовность помочь. В другом исследовании учёные просили помочь либо одному больному ребёнку, либо восьми больным детям. Люди жертвовали больше денег одному ребёнку, чем группе из восьми детей[181].

Третий подход к масштабным этическим дилеммам — выдвижение конспирологических теорий. Как работает глобальная экономика? Полезна она или вредна? Эти вопросы слишком сложны для понимания. Гораздо проще вообразить пару десятков мультимиллиардеров-кукловодов, которые тайно дёргают за ниточки, контролируя СМИ и ради личного обогащения развязывая войны. Подобные теории почти всегда представляют собой ни на чём не основанные фантазии. Современный мир слишком сложен не только для нашего чувства справедливости, но и для наших способностей к управлению. Никто — включая мультимиллиардеров, ЦРУ, масонов и «сионских мудрецов» — до конца не понимает происходящих в мире процессов. И поэтому никто не может эффективно дёргать за ниточки[182].

Эти три метода строятся на отрицании истинной сложности мира. Четвёртый, самый радикальный метод состоит в том, чтобы создать догму, заставить нас поверить в якобы универсальную теорию, надёжный институт или всемогущего лидера и идти туда, куда они нам укажут. Религиозные и идеологические догмы не утратили привлекательности в наш век науки именно потому, что они предлагают безопасное убежище от пугающей сложности мира. Как отмечалось выше, этого не избежали и светские движения. Даже если вы отрицаете все религиозные догмы и твёрдо привержены научной истине, рано или поздно сложность реального мира начнёт вас раздражать и вам захочется создать теорию, которая уже не будет подвергаться сомнению. Подобные доктрины обещают интеллектуальный комфорт и моральную уверенность — но могут ли они обеспечить справедливость? Сомнительно.

Что же нам тогда делать? Следует ли принять либеральную догму и довериться суммарной воле отдельных избирателей и потребителей? Или нужно отвергнуть индивидуалистский подход и, подобно многим культурам прошлого, поручить сообществам совместно осмыслить наше существование? Но такое решение лишь бросит нас из огня индивидуального невежества в полымя предвзятого группового мышления. Племена охотников и собирателей, деревенские общины и даже городские районы — все они способны осмыслить лишь те проблемы, с которыми сталкиваются непосредственно. Но сегодня мы должны отвечать на глобальные вызовы в отсутствие глобального общества. Ни Facebook, ни национализм, ни религия даже близко не походят для создания такого общества. Все существующие группы людей заняты продвижением собственных интересов, а не постижением глобальной истины. Ни американцы, ни китайцы, ни мусульмане, ни индуисты не являются «глобальным обществом», и их интерпретацию происходящего вряд ли можно считать надёжной.

Значит ли это, что мы должны признать поражение и объявить, что попытки человечества найти истину и справедливость окончились неудачей? Неужели мы официально вступили в эпоху постправды?

17

Постправда

Некоторые фейковые новости живут вечно

Сегодня нам постоянно говорят, что мы живём в новую и пугающую эру «постправды», и что ложь и вымысел всюду окружают нас. За примерами далеко ходить не надо. В конце февраля 2014 года российские специальные войска без каких-либо опознавательных знаков, вторглись в Украину и оккупировали стратегические объекты в Крыму. Российское правительство и лично президент Путин неоднократно отрицали, что это были российские войска, и описывали их как стихийные «отряды самообороны», которые приобрели униформу, похожую на российскую, в местных магазинах[183]. Когда они делали такие довольно нелепые утверждения, Путин и его помощники прекрасно знали, что они врут.

Российские националисты могут найти оправдания этой лжи, заявив, что она служила высшей цели. Россия вступила в праведную войну, и если допустимо убивать ради праведной цели, то, конечно, допустимо и врать? Высшая цель, которая якобы оправдывала вторжение в Украину, — это сохранение священной российской нации. Согласно российским национальным мифам, Россия — это священное объединение, которое сохранялось на протяжении тысяч лет, несмотря на повторяющиеся попытки злобных врагов завоевать и разделить её на части. Следуя по стопам монголов, поляков, шведов, армии Наполеона и гитлеровского Вермахта, в 90-х НАТО, США и ЕС попытались уничтожить Россию, отрезав от неё части и создав из них «поддельные страны», в том числе Украину. Для многих российских националистов идея того, что Украина — отдельная от России страна, — это намного бо́льшая ложь, чем всё, что сказал президент Путин во время своей священной миссии по восстановлению российской нации.

Украинские граждане, сторонние наблюдатели и профессиональные историки справедливо могут быть возмущены этой трактовкой и расценивать её как своеобразную «атомную бомбу» в российском арсенале лжи. Утверждение о том, что Украина не существует как нация и как независимая страна, игнорирует длинный список исторических фактов — например, что в течение тысячи лет воображаемого русского единства Киев и Москва были частью