— Когда братья Келли ушли, я побежала на пляж. Джонни стоял на коленях над телом Питера. Начинался прилив, вокруг них бурлила вода. На песке была кровь, и прибой стал розовым. Теперь я знаю, как воют животные, когда оплакивают своих мертвых. Джонни был безутешен. Не давал себя коснуться. Я никогда не видела, чтобы взрослый человек так плакал. Я сказала, что приведу помощь, и он сразу вскочил на ноги. Я испугалась, — она взглянула на Тормода. — Его было не узнать. Это был не мой Джонни, а какой-то одержимый горем незнакомец. Требовал от меня клятвы, что я никому ни о чем не расскажу. Я не могла его понять. Эти парни только что убили его брата! Я устроила истерику. Джонни тряс меня, потом дал пощечину. Сказал, что братья Келли обещали прийти за мной, если хоть кто-то что-нибудь узнает.

Кейт повернулась к Фину с Маршели и продолжала:

— Поэтому он собирался сделать то, что они велели. А велели они, чтобы он сам избавился от тела и никому никогда ни о чем не говорил. Иначе они убьют меня, — она в раздражении подняла руки. — Мне в тот момент было все равно. Я хотела, чтобы Джонни пошел в полицию. А он взял и отказался. Сказал, что сам похоронит Питера там, где его никто не найдет. А потом сделает еще что-то. Он не сказал, что. Но он считал, что подвел мать и должен как-то оправдаться перед ней.

Старый Тормод отошел к развалинам дома, сел на остатки стены и сидел, глядя прямо перед собой, на Пляж Чарли. Солнце наконец зашло, на вечернем небе появились первые звезды. Фин смотрел на старика и пытался понять, смогла ли Кейт своим рассказом достучаться до его гаснущего сознания. А может, сам этот пляж разбудит какие-то воспоминания? Бывший полицейский понимал: вряд ли они когда-нибудь это узнают.

Мне так трудно вспоминать! Я знаю, что прошлое рядом. Чувствую его, но дотянуться и рассмотреть не могу. Я устал. Устал от путешествий, от разговоров, в которых ничего не понимаю. Я думал, меня везут домой.

А здесь хороший пляж. Не такой, как на Харрисе, но тоже хороший. Полумесяц серебристого песка. А это что, луна? В ее свете песок сияет, как будто его подсвечивают снизу. Мне кажется, я был здесь когда-то. Нет, точно был! Я, правда, не помню, где это «здесь». Со мной была Кейт… И Питер. Бедный Питер. Я до сих пор вижу, как он смотрел на меня, когда понял, что умирает. Как та овца, которой Дональд Шеймус перерезал горло в сарае.

А еще я помню гнев. Гнев, горе и чувство вины. Этот холодный гнев съел меня изнутри, убил во мне человека, которым я когда-то был. Я вижу себя со стороны, как во сне. Как будто смотрю старое кино, черно-белое или цвета сепии. Я жду.

В тот вечер было тепло, но я все равно дрожал. В городе совсем другие звуки. Я уже привык к островам, и было очень странно снова оказаться среди высоких зданий, машин и людей. Сколько тут людей! Но сейчас вокруг меня тихо. Людей почти нет, и машины далеко.

Наверное, я жду уже час. Сижу в кустах, пригнувшись, и ноги у меня затекли. Но гнев придает терпение. Вот так же оттягиваешь момент оргазма, чтобы потом было приятнее. А еще гнев ослепляет, гасит воображение. Не думаешь ни о возможностях, ни о последствиях. Сосредотачиваешься на чем-то одном, а все остальное перестает существовать.

Но вот на крыльце зажигается свет, и я уже весь внимание. Раздается скрежет замка, потом скрип петель, и они выходят на свет. Двое братьев, один за другим. Дэнни останавливается, закуривает. Тэм поворачивается закрыть дверь. В этот момент я выхожу на дорожку, в пятно света. Я хочу, чтобы они меня видели. Чтобы узнали и поняли, кто я и что сейчас сделаю. Неважно, кто еще меня увидит. Главное — чтобы видели они.

Дэнни все еще держал горящую спичку, собираясь закурить. Она освещала его глаза, и я увидел: он понимает, что я убью его. В этот момент Тэм обернулся и тоже увидел меня. Я замер. Я хотел, чтобы он тоже все понял.

И он понял.

Я поднял дробовик и выстрелил первый раз. Заряд попал Дэнни в грудь, его отбросило на дверь. Никогда не забуду ужас и обреченность в глазах Тэма. Я выстрелил второй раз. Не так точно, но полголовы ему снесло.

Поворачиваюсь и ухожу. Бежать нет смысла. Питер мертв, а я сделал то, что должен был. К черту последствия! Я больше не дрожу.

Не знаю, сколько раз я видел этот сон. Так часто, что я уже не знаю — а это, правда, только сон? Но все равно ничего не меняется. Питер мертв, и ничто его не вернет. Я пообещал матери беречь его и нарушил обещание.

* * *

— Идем, папа. Становится холодно.

Я поворачиваюсь. Маршели наклонилась ко мне, берет меня под локоть, помогает встать. Я поднимаюсь, и она поправляет на мне шляпу. Я вижу ее лицо в лунном свете, поднимаю руку, касаюсь его.

— Я так рад, что ты здесь, — говорю я. — Ты знаешь, что я люблю тебя, да? Очень-очень тебя люблю.

На подъездной дороге Кейт нахмурилась.

— В доме нет света. Таймер должен был включить его давным-давно.

Они миновали защитную решетку и тут увидели белый «Рейндж Ровер», припаркованный рядом с машиной Фина.

— Похоже, у вас гости. Знаете эту машину?

Кейт покачала головой.

Все вышли из «мерседеса». Дино с лаем кинулся ко входной двери. Поднимаясь в темноте на веранду, Фин почувствовал, как под ногами хрустит стекло. Кто-то разбил лампочку над дверью.

— Возьмите собаку! — велел он Кейт. Что-то в его голосе заставило послушаться его беспрекословно.

Теперь он был настороже, напряжен и внимателен. Бывший полицейский двинулся к двери, вытянув руку вперед.

— Дверь открыта, — прошептала Кейт. — Я не запираю.

Фин повернул ручку, дверь открылась в темноту. Он вытянул руку назад в предупреждающем жесте, чтобы остальные не шли за ним. На клетчатом ковре в холле под ногами снова захрустело стекло. Лампочки здесь тоже разбили.

Он стоял и слушал, затаив дыхание. На веранде снаружи лаял Дино, заглушая все прочие звуки. Дверь в гостиную открыта нараспашку. Лунный свет проникал в застекленные двери, на полу была видна тень серебряной пантеры. Фин вошел в гостиную и сразу почувствовал чужое присутствие. В темноте раздался приглушенный детский плач.

Чиркнула спичка, и в ее свете стало видно лицо Пола Келли. Он сидел в кресле у окна, выходившего на восток. Келли несколько раз затянулся, пока кончик сигары не начал светиться красным. Потом протянул руку и зажег лампу под стеклянным абажуром. На коленях у него лежал обрез.

Прямо напротив него на краешке дивана сидела Донна с малышкой на руках. Молодой темноволосый мужчина, которого Фин видел на вилле в Эдинбурге, приставил к ее голове еще один обрез. Молодой человек явно нервничал. Донна была похожа на привидение — белая, вокруг глаз тени. Ее трясло.

Фин услышал сзади хруст разбитого стекла и возглас Мораг. Собака замолчала. Зато шепот Маршели: «О Господи!» — казался оглушительным.