Этот шкаф в спальне пополнялся слугами. Белла считала себя умной и хитрой. Она по очереди посылала слуг покупать для себя джин или виски, убеждая себя, что они держат язык за зубами. Иногда, обнаружив винный погребок открытым, она с ликованием приносила какую-нибудь бутылку для пополнения своего запаса в шкафу. Тайна этого дома, несомненно, находилась в шкафу у Беллы.

Часто Аманда слышала, как доктор входил в комнату жены; до нее доносились их спорящие голоса – то выговаривающий, то умоляющий его голос и ее, скандальный и ворчливый.

Но сегодня его там не было, и она пила.

Аманда представляла его в те ночи, когда он был в своей комнате по другую сторону от спальни Беллы, сказавшей Аманде, что они уже много лет живут отдельно. Он, должно быть, так же, как она теперь, лежит без сна, прислушиваясь к звуку открывающейся дверцы шкафа, к звяканью стекла.

«Я должна выбраться отсюда», – в двадцатый раз за вечер думала Аманда.

Ее встревожил звон разбившегося стекла, и, выбравшись из постели и завернувшись в халат, она вышла в коридор. У комнаты Беллы она остановилась, поколебавшись секунду или две, прежде чем постучать. Ответа не было.

– Миссис Стокланд, – спросила она, – у вас все в порядке? Так как и на этот раз ответа не последовало, она открыла дверь и вошла. Белла сидела в кресле. Разбитый бокал лежал у ее ног, она улыбнулась и махнула Аманде рукой.

– Я как раз немного выпила. Почувствовала жажду... ужасно захотелось выпить. Поднялась из постели и что-то выпила...

Аманда собрала куски разбитого стекла.

– Я все уберу, – сказала она, – где-то должна быть тряпка. Белла кивнула. Взгляд у нее был тусклый, она смеялась, не сердилась, и то слава Богу.

Аманда нашла тряпку и промокнула ковер. Взгляд ее упал на шкаф с открытой дверцей. В нем было несколько бутылок и бокалов. Белла уловила ее взгляд.

– У меня есть ключ... – пробормотала она. – Он хотел бы заполучить его, но я его не отдам. Кот за дверь... как там дальше? Мыши в пляс! Я маленькая мышка. Мышка! Так, бывало, звал меня мой отец. Говорил, что я его любимая мышка. Но мышка попалась в лапы коту и кот не разрешает ей больше веселиться. Не позволяет ей танцевать... не позволяет ее друзьям оставаться в доме... пытался отобрать ключ от шкафа...

– Вам это вредно, – сказала Аманда. – Позвольте, я помогу вам лечь в постель.

– Виски... – пробормотала Белла.

– Вы уже достаточно выпили.

– Вот и он так говорит... Пытался взять мой ключ. Почему это я не могу выпить капельку виски, если мне хочется, а? Ответьте мне.

– Вам это вредно, – сказала Аманда. – Идемте. Позвольте, я помогу вам лечь в постель. Потом, возможно, мы дадим вам горячего молока.

– Горячее молоко! Горячее молоко! Вы такая же зануда, как и он. Не желаю горячего молока. Хочу виски... говорят вам.

Аманда подняла ее на ноги, отворачиваясь от нее из-за запаха перегара. В таком состоянии она еще никогда Беллу не видела. Она была очень пьяна – так пьяна, что, казалось, едва понимает, о чем говорит. Часто ли это случалось за ночь? Он в таком состоянии часто ее видел?

К счастью, Бэлла не буйствовала. Она была полусонной, и Аманде удалось уложить ее в постель. Она со всех сторон заботливо укрыла ее одеялом, как ребенка.

– Виски... – бормотала Белла.

– Довольно.

– Такая же зануда, как он... Но ключ у меня, верно?

– Дайте мне его, и я закрою дверцу шкафа. Белла лукаво улыбнулась.

– Ключ держу при себе. Это мой ключ. Он хотел бы заполучить ключ. Пусть закрывает все, что ему вздумается, лишь бы мой ключ был при мне. Он жесток со мной, да-да. Он не позволяет мне немного выпить, когда мне так хочется. Вы такая же. Вы и Хескет... вы тут заодно. Вы тоже против меня.

Вот и хорошо знакомое настроение, мания преследования. Весь мир против нее. Уж сколько раз она говорила это Аманде!

– Мы хотим вам помочь, – сказала Аманда. – Мы хотим, чтобы вы чувствовали себя как можно лучше, а если вы будете много пить, вы будете чувствовать себя плохо.

– Я выпила не слишком много. Чуть-чуть. Один глоток... пожалуйста. Дайте мне один глоток...

Ее веки почти сомкнулись. Как ужасно она теперь выглядит – опустившаяся, подурневшая, рыжие волосы потеряли блеск и висят вокруг лица неряшливыми прядями, глаза воспалились, лицо в багровых пятнах, рот полуоткрыт.

– Не дадите... не дадите мне его? Вы и Хескет... вы тут заодно. – Неожиданно она будто проснулась. – Конечно, заодно. Вы думаете, что я не знаю. Вы думаете, что я слепая. Я видела, как он смотрит на вас. Он думает: «Как бы мне хотелось не быть женатым на Белле. От Беллы ничего хорошего. Она больна. Она пьет... жизнь с ней ужасна. Мне следовало жениться на какой-нибудь спокойной женщине, скромной и скучной, которая бы думала, что это чудесно быть женой приобретающего известность врача... которая бы интересовалась моей работой». Вот что он думает. Вам меня не обмануть. Я заметила это. Он думает, вот Аманда Треморни. Она хорошенькая, у нее красивые светлые волосы и голубые глаза... и покорная. Без забот... Я знаю его лучше, чем он полагает.

Аманда резко прервала ее:

– Вам надо заснуть. Вы не должны говорить чепуху.

– Чепуху? Чепуху... Неважно. Дайте мне каплю виски... Всего маленькую каплю... У меня онемели ноги. Я не дойду до шкафа. Понимаете... даже они против меня.

– Засыпайте, – сказала Аманда.

Белла откинулась назад, закрыла глаза. Аманда оглядела комнату, посмотрела на открытый шкаф, на бутылки и бокалы, на изысканную мебель, на женские безделушки, которыми эта женщина любила себя окружать; посмотрела она и на дверь, ведущую в ту комнату, где обычно по ночам находился доктор.

Голова Беллы свернулась в сторону, рот открылся, и раздался приглушенный храп.

Аманда подошла к шкафу и прикрыла дверцу; тихо выходя из комнаты, она сказала себе:

– Да, мне время уходить из этого дома.

* * *

Ресторан процветал. Его все еще называли рестораном Сэма Марпита, но большинство людей мысленно считали его рестораном Сэма и Лилит.

Лилит не только танцевала; она подсаживалась к посетителям и болтала, и острила; вместе с Сэмом она стояла у дверей, чтобы приветствовать самых уважаемых клиентов. Она появлялась в своих замысловатых вечерних туалетах, приветливая, гостеприимная и поразительно красивая.

Лилит изрядно ожесточилась; и жизнь с ней, говаривал себе Сэм, не была такой уж приятной и веселой.

Удивительно, думал Сэм, он-то полагал, что она смягчится, выйдя замуж; он думал, что за ним будет последнее слово. Но оказалось не так. Она вела себя не менее независимо, чем раньше. Чуть какая-нибудь мелочь не по ней – а таких мелочей, конечно, хватало, – и она выходила из себя, и говорила, что уйдет к Дэну Делани в ресторан, как будто не она была для Сэма источником мелких и больших забот. Сплошные заботы! Не ему первому выпало это на долю!