Я принялся медленно выстукивать что-то на клавиатуре указательным и средним пальцами. Долго сидел я, глядя на лист бумаги, на две строки в самом его верху — медленное, как улитка, начало повествования.

Однажды майским вечером, возвращаясь домой, я стал свидетелем уличной кражи и не сделал ничего, дабы ее предотвратить. И уже тогда мне явилась картина того, что должно случиться…

Чуть позже десяти я открыл серо-серебристый ящичек, вытащил миртовую шоколадку, снял обертку и отправил в рот. После чего направился на площадь Каталуния, оттуда — в Пассеиг де Грасиа. Дом Гауди был отсюда всего в десяти минутах ходьбы, времени у меня оставалось предостаточно, и я зашел в кафе Торино выпить чашку кофе. В кафе было полно народу, плавали клубы сигаретного дыма. Я кое-как пристроился у стойки, среди других посетителей. Ушел, когда часы показывали без десяти одиннадцать.

По мере приближения к дому Гауди я все больше нервничал. Остановился у торца здания, откуда хорошо просматривались соседние улицы.

Кто-то притронулся к моему плечу. Я обернулся — ангел из церкви Санта-Мария дель Мар. Девушка приветливо улыбнулась и знаком предложила следовать за ней. Я открыл было рот, чтобы спросить, куда мы идем, но вспомнил, что она лишена дара речи.

Мы шагали молча. Свернули с улицы Провенса и вошли в какой-то дом. По адресу на визитке я помнил, что здесь живет барон. Из холла мы свернули в темный коридор, ведущий куда-то за лестничный проем. Девушка извлекла из рюкзака за спиной огромный ключ и отперла тяжелую деревянную дверь, ведущую на крохотный дворик, откуда поднималась спиральная каменная лестница. По ней мы двинулись наверх и, дойдя до площадки третьего, по-видимому, этажа, перешли еще в один дворик, откуда открывался вид на более высокие жилые дома. На террасе, обнесенной перилами и сплошь увитой поверху виноградной лозой, были расставлены кадки с цветами. Судя по виду, частное владение. У стены составлены шезлонги — наверное, их используют зимой. Ставни закрыты, весь дом погружен в темноту. С двух сторон от нас поднимались дома еще на три этажа вверх. Напротив, сквозь разрыв между ними, можно было видеть светящееся название гостиницы и огни Монтуича. Совсем рядом с террасой простиралось, подобно утесу из песчаника, западное крыло дома.

Моя спутница сбросила со спины рюкзак, дернула за молнию и извлекла уже знакомые мне морскую кошку и черную нейлоновую веревку изрядной длины. Я вдруг почувствовал, что потею и задыхаюсь. Но что бы ни предстояло, пути назад нет. Придя сюда, я уже сделал свой выбор.

Девушка пристально наблюдала за мной, не сводя своих огромных темных глаз — глаз какого-то ночного существа. Здесь, на крыше, она была в своей стихии. В стихии полета. Затем, ловко развернувшись, она забросила кошку высоко в воздух, целясь в сторону верхнего парапета дома. Секунду или две спустя сильно дернула за веревку. Я взглянул вверх и увидел, как кошка стремительно летит вниз. Мгновение — и она с грохотом упала на террасу в нескольких шагах от нас. Мы немного постояли в темноте, ожидая, что вдруг кто-то выглянет из ярко освещенных окон, выходящих прямо на террасу. Но все было тихо. Тогда девушка подняла снаряд, разлегшийся на полу подобно гигантскому насекомому, и пожала плечами.

Отступив на сей раз немного подальше, она вновь раскрутила кошку — раз, другой, третий — и забросила ее наверх. Вновь послышался глухой стук, а затем пронзительный скрежет — это якоря кошки впились в каменную кладку парапета. После непродолжительной паузы девушка взяла меня за правую руку, решительно прижала ее к веревке и кивнула в сторону крыши. Я проследил за ее устремленным вверх взглядом и не заметил, как ангел исчез. Растворился в тени.

Придется действовать в одиночку.

Долго стоял я на террасе, где на полу кольцами вился свободный конец веревки, и смотрел в раскинувшееся наверху ночное небо. Я и понятия не имел, что ждет меня впереди, только одно ясно — надо подниматься по этому канату. Но отсутствие определенности и даже понимания больше меня не страшило.

Собравшись с силами, я взялся за веревку обеими руками и начал медленно подтягиваться. За ладонями последовали ноги… Я нашел ритм — подтягиваюсь на руках, затем цепляюсь ногами. Подъем шел неспешно, я старался по возможности не задыхаться. Добравшись до первого ряда окон, ощутил в груди острую боль и остановился. Света внутри не было. Его и не должно быть ночью, это ведь административное здание банка. Беспокоило меня скорее то, что кто-нибудь заметит меня из окон дома напротив и позвонит в полицию. И тем не менее я медленно и упорно продолжал делать свое дело и в конце концов добрался до верхнего этажа. Здесь архитектура здания приобретала несколько иной облик — вперед выдавалась каменная кладка чердака с маленьким окном. Я посмотрел вниз. Между мною и террасой простиралась бездна, увеличенная в размерах кромешной тьмой, в которой мне приходилось передвигаться. До цели оставалось всего три-четыре метра. Если кошка выскочит из паза, то в момент наибольшего приближения к финишу я окажусь дальше всего от террасы. Все это время угол моего подъема не менялся, но по мере приближения к цели ситуация становилась опаснее, ибо веревка была натянута под тупым углом. По груди и спине лил пот, кожа на ладонях нестерпимо горела, мышцы на руках болели, дыхание сбилось. И все же я упрямо продвигался вперед, пока наконец не проступили очертания парапета и защищающей его решетки, что окружала по периметру волнообразную поверхность крыши. Оставалось совсем немного. Подтянувшись в последний раз, я уцепился одной рукой, затем другой за парапет, перевалился на край, перелез через решетку и кулем свалился на крышу. Именно тогда в старом городе зазвонили соборные колокола. Полночь.

Я поднялся на ноги и отыскал взглядом кошку. Она была отделена от парапета и жестко прикреплена к ближайшему дымоходу. Опасности того, что веревка соскользнет, не существовало.

В тени у каменного дымохода одиноко стояла Нурия. На ней была потертая кожаная куртка, черные рейтузы и кроссовки. Волосы пострижены коротко.

Глядя прямо на меня своими темными глазами, она проговорила:

— Bienvenido a la Salida.

Добро пожаловать к выходу. Я оглянулся. На крыше этого дома раньше мне бывать не приходилось. Это лабиринт чудес. Крышу кольцом окружал коридор, выложенный розовой плиткой. Он то поднимался, то опускался, местами обрывая свое течение, чтобы окружить высокие, четко очерченные трубы дымоходов, иные из которых напоминали человеческие фигуры либо статуи, какие встречаются на острове Пасхи. Мы смотрели на внутренний дворик, теряющийся где-то глубоко внизу, а вокруг нас горели, переливались в сине-фиолетовом тумане огни большого города. Никогда еще я не видел Барселону такой красивой. И испытал миг бесконечного счастья от того, что нахожусь именно здесь и именно сейчас.