Действительно, примерно через тридцать минут принесли обед, мы все уселись за стол, стоявший у окна, перекусили плотно и снова на кровать. А через какое-то время в госпиталь поступили первые реально зараженные. Две женщины с укусами, трое наших резервистов, один без руки, видимо, ампутировали, или морф откусил, потом ещё двое с царапинами, доктор бегал от одного к другому, спать уже не хотелось, я с нетерпением поглядывал то на бойцов, то на доктора. Невысокий худощавый мужик лет сорока в военной форме в звании прапорщика с усталым лицом снова осмотрел нас и сказал, обращаясь к караульным.

— Эти трое могут быть свободны.

Я забрал своё оружие, прихватил автомат и плитник Никиты, сунул его пистолет за пояс и направился к выходу. Интересно, куда подевался наш товарищ? А сегодняшний день явно не задался у нас с самого утра. На территории мобильного пункта царила неразбериха и суета. Примерно человек тридцать наших резервистов сидели кто где, и уплетали кашу с мясом из полевой кухни, Пал Палыча видно не было, на часах уже четыре часа, скоро колонна отправляется в Мулино. Спасённых на этот раз было ещё меньше, видимо, не заладилось спецоперация. Я сказал Сане и Володе дожидаться меня около машины, а сам пошел в штаб. Нужно было узнать, что же случилось с Никитосом и когда его отпустят.

В штабе я наткнулся на старшего лейтенанта Иванова, а Осадчего нигде не было видно. Поздоровавшись, я сразу задал вопрос.

— Товарищ наш куда подевался? Его вызывали к вам несколько часов назад.

— Увезли Димочкина, — пряча глаза, ответил мне Иванов, — особист с гарнизона приехал, какие-то там проблемы у вашего друга. По старым делам, я сам точно не в курсе.

— Какие проблемы? — переспросил я, — нам тоже туда нужно, в таком случае, с колонной вместе поедем, в Мулино — решил я.

— Да разберутся, и завтра приедет он, что горячку пороть? — попытался успокоить меня старлей, — к тому же, колонна придет в гарнизон уже затемно, ничего там не решите. Кстати, Осадчий тебя искал, так что, возможно, завтра ты сам туда поедешь. Да и я тоже, если честно, завтра собирался, совещание там утром будет. Так что, завтра вместе двинем. Лады? — подмигнул мне Иванов, и я криво улыбнулся.

Выйдя из штаба, я нашёл Пал Палыча и расспросил его, как прошел рейд. Собственно, ничего нового не услышал, только несколько матерных выражений. Резервистов уменьшилось в два раза, люди просто не явились утром на пункт сбора. Попрятались по домам, или просто дезертировали с оружием. Командование смотрело на это спустя рукава. Как я понял, дезертирство стало чуть ли не нормой и среди военных. Люди спешили домой, к своим близким и родным. Ну как ты будешь служить, если не знаешь, что у тебя дома твориться? Многие офицеры с семьями проживали в Мулино, им бежать было некуда, а солдатики, да особенно срочники, эти пускались в бега, что уж тут про резервистов говорить? Получил оружие, отработал пару дней, остался живой и всё, ты кто такой, давай, до свидания.

Зачистили всего один дом, и наткнулись на шустрых зомби в подъезде. Отсюда и потери, хоть люди и опытные, а внезапное нападение есть внезапное нападение. Руку одному резервисту ампутировали после укуса, что бы спасти его от заражения. Поможет или нет — точно никто не знает, но врач, который был с бойцами в рейде, сказал, что должно помочь.

— А вообще, заканчивать с этим надо, — закуривая, сказал Палыч, — всё труднее и труднее мотивировать людей, и выживших всё меньше и меньше.

Со вздохом, я был вынужден согласиться со своим заместителем. Да и заместитель — это всё номинально. Ну какая из нас боевая единица? Люди приходят и отрабатывают свое оружие и обед, только и всего. Я даже подумал, что специально меня сегодня на карантин отправили, я же вчера говорил, что больше не пойду в рейд, броню просил, вот и подсуетились.

— Осадчему сказал? — спросил я Палыча, и тот покачал головой.

— А толку? Завтра, я так думаю, человек десять придут. На казарменное положение нас не переведешь, тут просто размещать негде. Двадцать бойцов, госпиталь, штаб, и всё. Две БМПшки ещё, так это блокпост.

Тут я увидел стоящих в стороне вчерашних девушек. В новой, с иголочки, военной форме без опознавательных знаков, которая висела на них мешком, в кепках с кокардами и в военных берцах турецкого происхождения от группы БТК, опоясанные ремнями и с СКС на плече, выглядели они смешно.

— Что, с вами ходили? — показав на знакомых, спросил я Палыча.

— Ага, — с усмешкой, отозвался он, — рядом со мной сидели, постреляли, конечно, не без этого. Девки боевые, но глупые.

Я попрощался с Палычем и направился к девушкам.

— Здорова, красавицы, — улыбнувшись, обратился я к новым резервисткам, — как служба? Не жалеете, что остались?

Три пары глаз одновременно посмотрели на меня, узнали, и лица посветлели. В форме девушки выглядели как то обезличенно. В гражданке, в туфлях, с длинными волосами они казались красавицами. А сейчас смотрелись солдатами — новобранцами первого месяца службы. Точнее, даже не месяца, а первого дня.

— Жалеем, — откровенно ответила блондинка, что ездила с нами за вещами, Лена, по моему, её зовут, — только где сейчас легко?

— Что так? — механически спросил я, и мне ответили две другие, перебивая друг друга.

— Спать тут невозможно, воняет жутко.

— Кровати скрипучие, постоянно хождения.

— Стреляют всю ночь и холодно.

— Воды нет, помыться негде.

— Туалет на улице.

— Хм, — с интересом посмотрел я на подруг, — а поехали с нами? Мы как раз в новый дом переехали утром, нам женские руки во как нужны, — и я приставил ладонь к горлу.

— Не, не в этом смысле, — улыбнулся я, увидев испуг в глазах рыжеволосой девушки, — там голые стены, обустраиваться надо, отмывать всё, печь топить, ну полно, короче, дел.

— А так можно? — спросила Елена.

— Там безопасно? — переглянувшись с ней, вставила рыжая.

— А нас отпустят отсюда? — уголком рта сказала черненькая подружка.

— Я всё улажу, я же ваш командир, расписывался за вас, — подмигнул я им и пошел в штаб, — бегите, вещи собирайте, сейчас выдвигается.

На