«Ф. в последние дни совершенно невыносим…»

«Ф. думает только о себе. На меня ему плевать…»

Ф.

Везде это «Ф».

То, что «Ф» это он сам, догадаться было не сложно, хотя супруга ни разу не написала его полное имя. Этой чести в дневнике удостаивалась только Селани. Про мирэль Тонэ она вообще часто упоминала.

Жизель рассказывала про их знакомство. Про занятия актерским мастерством. Сначала в строках, посвященных Селани, читалась надежда. Надежда на дружбу, на «возвращение вкуса жизни». Потом в них стало все больше сквозить пренебрежения к актрисе, а от последних заметок у Фернан и вовсе глаза на лоб полезли.

«Мой мир рухнул.

Наверное, это прозвучит слишком пафосно, но сегодня я решила, что не буду больше себя обманывать. Я всегда знала. что Ф. никогда меня не любил, ему нужна была красивая жена, которая родит ему хорошеньких детей. В этом заключалось мое единственное предназначение: дать продолжение его славному алмазному роду. Но он всегда соблюдал правила приличия, всегда кичился своим показным благородствам, и я была спокойна. Видимо зря, потому что сама притащила в дом эту ядовитую длинюгу. Сама доверилась ей...

Мне больно это признавать, но Ф. променял меня на Седани Тоне. Эту актрисульку, которая сказалась не такой уж бездарной и долго водила меня за нос! Вчера они заперлись в его кабинете, и вряд ли он читал ей стихи. Ф. вообще ничего не читает, кроме своих отчетов! Сегодня все повторилось, я проследила за ними, и увидела, как Ф. украдкой целует Тоне. И это был совсем не целомудренный поцелуй в щеку.

Мое сердце разбито.

Сначала я хотела уволить ее, но что помешает Ф. встречаться с ней тайком?»

Заперлись в кабинете? Поцелуи? С Селани?

Это дневник Жизель или фантазии на вольную тему? Или его жена страдала не только депрессией, но и галлюцинациями? При депрессии бывают галлюцинации?

Первый поцелуй с Селани Фернан помнил хорошо, и случился он на прошлой неделе, а не несколько месяцев назад. А последний… Последний своей сладостью перебивал даже горьковатый привкус сигар. Однако до исчезновения Жизель Фернан и помыслить не мог о том, что будет наслаждаться поцелуями с мирэль Тонэ. Или о том, чтобы нанять ее няней для своих дочерей. Любой бы этому удивился и счел, что таким образом Алмазный король пытается спрятать под собственной крышей любовницу. Именно об этом со вчерашнего дня вовсю трубила пресса, полоща их с Селани имена.

Если раньше Фернану было плевать на сплетни о нем самом, то упоминание «разлучницы» вызвало желание закрыть пару-тройку (а лучше все!) лживых газетенок и поотрывать лапки лживым писакам. Потому что руками такое написать нельзя. Только лапами!

Что они вообще о ней знают?

Что он знал о ней сам? Практически ничего. Как и Жизель (если верить дневнику и ее словам), Фернан повесил на Селани ярлык, и долгое время отказывался воспринимать девушку по-другому. Сам же нанял, сам же позволял себе оскорбительные замечания. А ведь она права: она единственная нашла подход к его дочерям и вела себя очень достойно, если не считать истории с фидруаром. Но что еще более странно и удивительно — нашла подход к нему самому.

Фернан цеплялся за прежний образ Селани, потому что так проще было объяснить свое желание затащить ее в постель. И противоречащее ему желание не поддаваться соблазну, оставаться хладнокровным. Но быть равнодушным рядом с ней не получалось. Пора это признать, и что-то с этим делать. Например, затащить в постель или уволить, чтобы положить конец сплетням.

Но представить дом без Селани почему-то уже не получалось: без ее улыбки, без их постоянных споров, без ее игр с девочками. И в то же время, теперь он не хотел предлагать ей обычную интрижку. Особенно когда узнал поближе. Во-первых, мирэль Тонэ за подобное предложение в лучшем случае отвесит ему пощечину или того хуже — все-таки уволится. А во-вторых, он не желал отдавать ее на растерзание журналистам. Нет, теперь об увольнении не могло быть и речи.

Он хотел заботиться о ней. Защищать ее.

Забытое чувство по отношению к женщине.

Чувство, которое в случае с Жизель ничем хорошим не закончилось.

Точнее, закончилось вот этим.

Фернан снова взглянул на дневник.

Жизель писала, что ему нужен идеал, но Селани идеалом не была, с какой стороны ни посмотри. Да в ней недостатков больше, чем у близняшек игрушек! Но почему-то его тянуло именно к ней.

«Я пыталась поговорить с Ф. о произошедшем, сказала о том, что он чудовище и предатель. Но он велел мне заткнуться, заявив, что если не хочу проблем, буду молчать. А он станет поступать так, как считает нужным.

На моей шее до сих пор следы нашего разговора. Спасибо тому, кто придумал шарфики, которыми можно прикрыть любое зверства. Но я боюсь, вдруг это повторится снова?»

«Селани Тоне уже не скрывает их связи, наоборот, гордится своим романом с женатым мужчиной. Сегодня она намекнула, что совсем скора займет мое место. Боюсь даже представить, что имела в виду эта стерва!»

«Страх поселился рядом, мне все время страшно. Сегодня я случайно подслушала их разговор. Ф. и Селани обсуждали досадную помеху (меня, подозреваю), из-за которой дни не могут быть вместе. Ф. пообещал, что в самом скором времени он все решит».

На этой записи дневник обрывался, дальше шли несколько чистых страниц, которые Фернан все равно с остервенением пролистал. Как будто было недостаточно того, что уже успел прочитать.

На горизонте забрезжил рассвет, но он даже не думал о сне.

Его жена была сумасшедшей. Как еще объяснить странные фантазии, написанные, без сомнения, ее рукой? Она считала, что он ее душил, но Фернан никогда бы не тронул Жизель даже пальцем.

Точно безумная.

Мужчина захлопнул дневник, поднялся и запер его в сейфе. Нет, этот бред не должен попасть в руки полиссаров. Ради безопасности его семьи.

И мирэль Тонэ.

Давай, Ира, ты сможешь. Это ведь раз плюнуть. Надо всего лишь поднять руку, сжать ее в кулак и постучать. А потом, когда из-за двери раздастся голос, который слышать мне ну вот ни капельки не хочется (я сказала, не хочется!), толкнуть эту самую дверь и, помогая себе мысленным пинком под зад, впихнуться внутрь.

Поднять, кулак, впихнуть… Уф!

Прошлые два дня мне легко удавалось избегать Демаре. Вернее, он сам избегался, без каких-либо усилий с моей стороны. Началась трудовая неделя, и его вечно занятое величество уезжало на работу чуть свет, а возвращалось уже затемно, когда мы с близняшками, поужинав, читали в детской сказки.

Было видно, девочки скучают по отцу, а я… Я… Нет, я по их отцу не скучаю.