class="sup">8. Поэтому она сказала Жабе, что она хорошего мнения о Сталине, так как думала, что это настроит политическую систему тайной полиции на более снисходительный лад.

Во время своего визита Жаба сочла женщин совершенно вменяемыми, хотя они продолжали отрицать свою вину в каких-либо преступлениях. Мандель показалась ей настолько фанатичной, что вскоре она оставила все попытки объяснить ей чувства выживших узников к Аушвицу. Позже Жаба рассказала Дануте, что женщины много молились и не верили, что их приговоры будут приведены в исполнение. «Мандель даже учила польский язык»9.

Глава 96

Отец Старк

Несомненно, работа была сложной, и, несомненно, отец Мариан был послан туда как человек, сведущий в этом деле. В таких вопросах священник больше рассчитывает на Бога, чем на себя.

Отец Владислав Пиотровский1

Всем приговоренным к смерти предоставлялась возможность встречаться со священнослужителем. Марии как бывшей католичке был назначен отец Мариан Старк. На фотографии того времени отец Старк изображен с пристальным и сострадательным взглядом, в очках в проволочной оправе, в темном костюме и круглом белом священническом воротничке того времени. Волосы Старка поредели на макушке, на подбородке ярко выраженная ложбинка, он выглядит собранным и умным2.

Хотя Мариан Старк умер в 1984 году, его до сих пор с нежностью вспоминает один из его учеников, отец Владислав Пиотровский. Пиотровский описывает Старка как очень энергичного человека с прекрасными манерами. Он был «человеком большой доброты по отношению к людям, очень общительным».

– Как профессор он был чрезвычайно образован, его специальностью было моральное богословие, и он часто касался моральных аспектов жизни священника3.

В 1947–1948 годах Мариан Старк был профессором, а не приходским священником. «Вероятно, он был выбран для работы в Монтелюпихе из-за его происхождения. Это был особый случай».

На наш вопрос о том, как, по его мнению, отец Старк мог давать советы Марии, Пиотровский ответил, что «он напомнил Марии о великом милосердии Божьем и помог ей правильно оценить масштаб ее преступлений, чтобы подготовить ее к таинству примирения».

– Я думаю, что в каждом человеке осталась какая-то маленькая искорка добра, и поэтому нам не дано никого судить или осуждать. Это касается лишь самого Бога4.

Католический дьякон Луис Баерга также предположил, как отец Старк мог напутствовать Марию.

– Вероятно, он начал с того, что задал ей вопросы о ее детстве, воспитании и степени католического образования, которое она, возможно, получила или не получила. Насколько сильной была ее вера изначально и насколько она сильна сейчас. Затем он попытался бы выяснить, потеряла ли она веру и почему5.

Действительно, Мария всегда высказывала противоречивые утверждения о своей вере. В начале своих досудебных показаний она заявляет, что «с самого рождения и по сей день верит в Бога». Однако вскоре после этого Мария также заявляет: «Моя прошлая жизнь вела меня по такому пути испытаний, бед и несчастий, что я потеряла всякую веру во Всемогущего Бога»6. Позже она говорит: «Под влиянием и в результате всего пережитого в концлагере Аушвиц и, наконец, из-за смерти моего жениха и моей матери я усомнилась в существовании Бога и в 1945 году официально вышла из католической церкви. Я сделала это во время своего пребывания в Мюльдорфе. [Хотя] я по-прежнему верю в Бога, я отреклась от веры в Марию, непорочное зачатие и тому подобное»7.

Баерга считает, что перед отцом Старком стояла грандиозная задача – убедить Марию в чудовищности ее преступлений. Если бы отцу Старку удалось заставить Марию признать свои преступления грехами, он, возможно, добился бы того, что она признала свою вину. После этого он мог бы приступить к своей задаче – попытаться привести ее душу к покаянию.

Баерга коротко поясняет: католики верят, что Бог вселюбящий и всемилостивый, а потому готов простить любой грех, каким бы большим или чудовищным он ни был, при условии, что грешник искренне раскаялся.

– Католическая церковь считает простительными грехи такого масштаба, как у Мандель, если ее раскаяние будет искренним8.

Отец Гереке, священник, приставленный ко многим осужденным в Нюрнберге нацистским офицерам, считал, что судить должен только Бог, поэтому вопрос вины был не в его компетенции. Он молился о том, чтобы избежать всякой гордости и любых предрассудков в отношении тех существ, которые находились на его попечении. Гереке описывали как человека, который подходил к своим задачам в «духе смирения, битвы за души людей, стоящих под тенью виселицы»9. Вполне вероятно, что отец Старк был таким же.

Глава 97

Последнее прощание

Наше прощание было очень, очень грустным.

Маргит Бурда1

Маргит, подругу Марии со времен Дахау, оправдали и выпустили из тюрьмы; она должна была уехать на том же поезде, что и оправданный заключенный доктор Мюнх. Позже Маргит с большим сожалением отмечала, что не смогла попрощаться с Марией как следует.

– Всегда трудно, когда один человек может уехать, а другой – нет. И я была совершенно одна, когда мне нужно было уходить. У меня был мой чемодан, быстро приехал грузовик, и я уехала2.

Десятого января был тридцать шестой день рождения Марии. 13 января 1948 года Верховный национальный трибунал был уведомлен о том, что президент отказал в помиловании двадцати одному из двадцати трех осужденных, включая Мандель3.

Неизвестно, когда Мария и остальные узнали эти новости. Семнадцатого января в газете Trybuna Robotnicza появилась статья под заголовком «Преступники из персонала лагеря Аушвиц будут повешены»4. Так что по крайней мере к этой дате стало известно об отказе в помиловании, и, предположительно, обвиняемым тоже об этом сообщили.

Время и дата казни были назначены на 24 января 1948 года в семь утра5. С этого момента в камерах для смертников постоянно горел свет6.

Глава 98

Рахвалова и душевая

Среди большого количества евреев стало практически религиозным убеждением, что ни один нацистский военный преступник никогда не должен быть прощен, независимо от того, что он совершил в дальнейшем. Этот тезис подтверждается расхожим мнением о том, что только те, кому причинили зло, могут простить своих мучителей. По страшному выражению Янкелевича, «прощение умерло в лагерях смерти».

Лоренс Томас, «Простить непрощаемое?», в книге «Моральная философия и Холокост»1

С самого начала пребывания в Монтелюпихе жизнь Марии пересеклась с жизнью женщины по имени Станислава Рахвалова. Рахвалова была бывшей узницей Аушвиц-Биркенау, ныне находившейся под стражей по