Равенсбрюке или Аушвице Мандель принимала активное участие, не ограничиваясь пассивной помощью. Обвиняемая наравне с врачами отбирала заключенных на смерть. Она помогала торопить или подталкивать жертв к машинам для перевозки их в газовые камеры, а также находилась на рампе во время казней венгерских заключенных и ликвидации семейного лагеря в Терезине. Она также забирала детей у матерей, била их и бросала, как камни, на машины. По собственной инициативе она отправляла беременных женщин в газовые камеры или на инъекции фенола.

Показания свидетелей неопровержимо доказывают, что Мандель лично выбрала и направила более восьмидесяти заключенных в места проведения медицинских экспериментов по регенерации конечностей в Равенсбрюке – полек из Люблина, пять из которых умерли от них, а шесть были расстреляны впоследствии.

Верховный национальный суд также определил, что Мандель несет ответственность за множество смертей в Бжезинке [Биркенау]. Доказано большое количество смертей в больших перекличках, а также конкретные случаи смерти, например, матери и ребенка.

Кроме того, действия Мандель послужили причиной других смертей в Равенсбрюке и Аушвице из-за условий на перекличках: мороз, порка, отсутствие обуви и так далее. Длительные переклички и дезинфекция в суровых условиях, лишение одежды и одеял приводили к смертям.

Также приводятся следующие факты:

Отдельные случаи сожжения младенцев, бесчеловечные пытки;

Умышленное злоупотребление своей властью по отношению к заключенным, ущемление их в правах с помощью суровых лагерных правил;

Мандель была «ужасом» для всех заключенных, потому что безжалостно пинала и пытала их;

[Вводила] и другие серьезные пытки (ставила на колени на острые камни и т. д.);

Избивала тростью или плетью, переводила в штрафную бригаду;

Отправляла женщин в бордель;

Ужесточала правила и сама била заключенных, особенно по лицу и челюсти;

Издевалась путем лишения обуви в Равенсбрюке, отправляла на смерть цыганок и умалишенных женщин1.

В свете таких обвинений трудно представить, что у Марии могли возникнуть сомнения по поводу того, каким будет ее окончательный приговор.

Глава 92

Приговор

Не месть, но справедливость.

Газета Echo Krakowa1

В день оглашения приговора, 22 декабря 1947 года, на Марии Мандель был надет узорчатый шарф, низко повязанный на шее, один раз завязанный узлом и заправленный в верхнюю часть пиджака.

Были объявлены приговоры всем сорока заключенным, и польская газета Wolni Ludzie опубликовала большую двухстраничную статью с карикатурами на подсудимых. Она передавала настроение и реалии зала суда в тот день.

За пределами места проведения судебного заседания с раннего утра собирались толпы людей, ожидавших приговоров. Как только члены Верховного национального суда заняли свои места, в 9:40 начался процесс. В зале суда царила глубокая тишина, а подсудимые выглядели встревоженными, бросая нервные взгляды в сторону судей. Зал был переполнен.

Ровно в 9:50 утра главный судья начал зачитывать приговоры, которые громко и четко транслировались толпе снаружи. «Верховный национальный суд на основании статьи 6 признает обвиняемых виновными»2.

В итоге была доказана вина двадцати трех человек в участии в массовых убийствах, и все они были приговорены к смертной казни, в том числе Либехеншель, Аумайер, Грабнер, Мёкель, Брандль и Мария Мандель. Из других обвиняемых женщин Луиза Данц была приговорена к пожизненному заключению, а Алиса Орловски и Хильдегард Лэхерт получили по пятнадцать лет тюрьмы. Лагерный врач Ганс Мюнх был единственным человеком, которого оправдали3.

В статье, опубликованной в канун Рождества 1947 года, местная газета Echo Krakowa описала моменты, когда зачитывались приговоры. Лица большинства обвиняемых были застывшими и бледными; Либехеншель был неподвижен.

Мария Мандель вела себя по-другому. Она изо всех сил старалась держать себя в руках, но ее усилия были тщетны. Женщина, которая одним жестом приговаривала женщин-заключенных к смерти, сейчас не могла контролировать свое прерывистое дыхание, неестественный румянец и нервное подергивание всего лица4.

Ежи Людвиковский присутствовал на оглашении приговора, где собралось столько народу, что большинству пришлось стоять, так как в комнате стало душно от жары и напряжения. «Некоторые из обвиняемых не могли отдышаться, они нервно хватали воздух, у них были расстегнуты воротники мундиров, а у Мандель, если мне не изменяет память, было расстегнутое пальто и горящее лицо. Кажется, один из обвиняемых после зачитывания приговоров крикнул «Хайль Гитлер!»5.

Там же находилась и Зофия Циковяк, бывшая участница оркестра Марии. В 2004 году, спустя шестьдесят семь лет, она живо помнит этот момент. Поздний вечер, в ее маленькой квартире горит лишь тусклый электрический свет. За открытыми окнами, в темноте, завывает кошка (а может, ребенок?).

– Мандель стояла очень прямо, и на этот раз она не просто пятнами пошла, она была вся фиолетовая!6

Марию Мандель приговорили к казни через повешение.

Часть седьмая

Глава 93

Ожидание

Ужасно видеть, как человека приговаривают к смерти, пусть вы даже уверены, что на его руках смерть миллионов людей.

Анна и Джон Туса, в книге Тима Таунсенда «Миссионерство в Нюрнберге»1

Отныне меня ждет лишь самое худшее, и такова моя судьба.

Мария Мандель2

Несмотря на кажущуюся неизбежность смертного приговора, Мария тем не менее, должно быть, испытала сильнейший шок.

Ханну Высоцкую, польскую политическую заключенную, отбывавшую наказание в Монтелюпихе, также приговорили к смерти на одном из предыдущих судебных процессов3. Для Ханны это был самый страшный момент в ее жизни. Будучи в состоянии сильнейшего аффекта, она внезапно начала петь песню «На моих похоронах было весело», и судья приказал ей замолчать.

– «На моих похоронах было весело, щебетали птицы»; мне хотелось смеяться – все из-за нервов. Судья крикнул: «Заключенная все поняла?» Я спокойно ответила: «По-ня-ла», и в моей голове снова зазвучала песня «На моих похоронах было весело»; очень тяжко, очень, очень тяжко4.

Марию Мандель и Терезу Брандль перевели в камеру смертников на третьем этаже тюрьмы. Это была маленькая одноместная камера, с очень узкой двухъярусной койкой, раковиной, ведром вместо туалета и стулом. Между кроватью и стеной был проход шириной чуть больше полуметра. «Вот и все, что там было»5. Другой заключенный, который позже сидел в той же камере, вспоминает, что на досках тех коек было написано «Брандль» и «Мандель», а также даты их рождения. «Они вырезали свои имена»6.

Когда весть о смертных приговорах быстро разнеслась по Монтелюпиху, осужденные стали подвергаться издевательствам со стороны других заключенных. Несколько человек вспоминают, что пришел один солдат и сказал, что