– Влад, я думаю, ты перегибаешь.

Элла нервничает, я вижу. Она встаёт из кресла за рабочим столом и подходит к столику, наливает воду из графина в стакан и делает пару глотков.

– Всё то, что ты вытворял, однозначно совсем нехорошо. И мы об этом говорили не единожды. Но наказывать себя за это сейчас, когда ты наконец-то стал понемногу открываться чему-то новому, здоровым отношениям, глупо.

– Дело не в самобичевании. Дело в её безопасности. Я уверен, что это была Карина. Она не просто толкнула её, не на ногу наступила, понимаешь? Она выпихнула её мне под колёса. То, что я затормозил – просто чудо. Невероятная удача. Лера бы погибла, ударь я по тормозам парой секунд позже, или сильно покалечилась.

Элла хмурится и складывает руки на груди. Строгая и серьёзная, она умеет думать холодной головой, чего я в данный момент не могу сказать о себе. Потому что мне реально хреново. Страшно. Раньше это слово было пустым звуком, чем-то эфемерным и относительным, а теперь его смысл настиг и меня. Липкий, противный, отвратительный. Похоже на то ощущение из кошмаров, только ярче, острее, и оно не проходит после упражнений на дыхание, которые я выполняю уже на автомате, если сон настигает. Хотя этого не было уже давно.

Карину я впервые увидел на остановке. Она сидела на лавочке и ждала автобус. Красивая, высокая, с кудрявыми рыжеватыми волосами, барашком торчащими из-под шапки. Она была милой со своими распахнутыми зелёными глазами и какой-то неземной улыбкой. Я её выследил и подкатил на машине через пару дней вечером у супермаркета. Девчонка здорово испугалась и шарахнулась. Охотиться на неё было весело, но продолжалось это недолго. За пару недель неспешных, шокирующих для неё подкатов, я её уложил. В общении она показалась мне немного странной. Утром мы попрощались, и я благополучно забыл о Карине. А потом стал замечать её у сцены на всех концертах, она в Инсте отвечала всем и каждому, что мы пара, даже дала интервью какому-то онлайн-журналу. А потом устроила сцену в баре, когда я завис с одной девчонкой. Это стало последней каплей, и пришлось жёстко объясниться с Кариной. На следующий день вечером мы застали студию, развороченную в хлам. Она побила все инструменты, микрофоны, ноутбуки. Оказывается, стащила у меня ключ. Квартира осталась цела, потому что на ней уже стоял электронный замок, потом и на студию пришлось поставить.

Оказалось, что Карина больна. У неё была шизофрения, но более-менее под контролем. А мои игры спровоцировали активизацию процессов. Её положили в клинику, заявление о порче имущества я писать не стал, а отец оплатил ей лечение хорошо на будущее.

Но, видимо, шизанутую выпустили.

– И что ты думаешь делать? Обратись в полицию.

– И что это изменит, Элла? Естественно, я приму меры, чтобы дурочку снова закрыли. Ей же лучше, потому что если ещё раз хоть дух её возле Леры учую – сверну шею голыми руками. Проблема в другом.

– Я слушаю.

– Я. Кроме Карины есть и другие, понимаешь? Те, кому я причинил боль. И я не знаю, с какой стороны взорвётся. А что если меня рядом не будет?

– Владь, ты сгущаешь краски.

– Ей со мной небезопасно. А что если я и её сломаю? Не сейчас. Через время.

– Мальчик мой, перестань, – Элла подходит ближе, присаживается на поручень кресла и обнимает меня. – Ты снова, как тогда в детстве, проваливаешься в чувство вины. Не надо. Эта девочка рядом – твоя опора. Позволь ей вывести тебя за руку в мир нормальных отношений и чувств.

– Я её раздавлю.

Встаю и начинаю мерить шагами кабинет Эллы. Запускаю руки в волосы и сжимаю кожу на голове, чтобы внутри черепной коробки перестали роиться мысли. Мне не понравилось влюбляться. Слишком много всего с этим пришло: переживания, боль в груди непонятная, страхи. Не за себя, конечно.

– Ты любишь её.

– То есть эта херня в груди, которая то огнём горит, то цветёт и пахнет чем-то сладким, и есть ваша грёбаная любовь?

– Именно, Владька. Учись лелеять её.

– Я и учусь, Элла. Поэтому думаю сейчас не о себе. Принцессе без меня будет лучше.

– Ты идиот.

– Элла, мне нужна помощь. Помоги мне, вылечи. Я больше не хочу ломать других и себя. Запри меня куда-нибудь, слышишь?

Ком внутри разрастается. Дышать становится больно. Эта заноза появилась в тот момент, когда я увидел, как мелькнули волосы Принцессы в сторону моих колёс. Причина беды, которая едва с ней не случилась – я. Я слишком наследил в этой жизни, и ответка может прилететь в любой момент. И чем дальше от меня будет Лера, тем лучше.

Я вижу, как она на меня смотрит. Вижу, чувствую, как горит в руках. Моя маленькая, отзывчивая Принцесса. Но она ещё отойдёт. Поплачет немного, но придёт в себя и снова станет жить свой правильной жизнью. Она не должна была встретить меня. Но этого уже не изменить, и сейчас я могу лишь попытаться ослабить последствия.

С Кариной решу, а потом Элла пристроит меня в клинику. Больше терпеть это я не могу. Поток мыслей будто плотину прорвал. Сна снова почти нет. Уснуть получается только рядом с Лерой и то ненадолго. Если вернутся приступы как в детстве, я совсем сойду с ума. Лечение необходимо, и я это понимаю.

Но Принцессе это всё не надо.

***

Лера всё чувствует. Потому что я как трус собираюсь с мыслями целых два дня. Она беспокоится, присматривается. Льнёт как кошка. А я как подонок не могу сдержаться. Беру пока ещё своё в последний раз.

Но решение принято.

Кот крутит пальцем у виска, когда рассказываю ему и передаю бухгалтерию группы. Но всё верно, я же псих. Игорь это подтверждает. Он не отговаривает меня, знает, что бессмысленно. Завтра в пять часов выезжаем с Эллой, она нашла хорошую клинику, говорит, там меня должны подлатать. А вдруг у них получится лекарствами и разговорами своими выковырять из моих мозгов эту чёрную жижу? Я не питаю надежд стать нормальным, нет. Но может получится сделать меня хотя бы безопасным. Если бы я позволил Элле сделать это ещё тогда, в шестнадцать, когда вернулся из Владивостока, всё бы так далеко не зашло. И я так долго этого не осознавал, что думал, так жить и надо. Что эмоции и чувства других неважны. Мои же были неважны для них.

Надо бы было всё сделать наверняка. Отбить у Принцессы всякое желание вообще видеть меня и слышать обо мне. Стоило попросить помочь Вику. Но мне духу не хватило. Просто струсил. Снова. Браво, Миксаев, ты превратился в мягкое дерьмо, даже тёлку кинуть нормально не можешь.

Мы встречаемся после её занятий в универе в парке. Я прихожу часа за полтора и наблюдаю за тишиной. Разлапистые снежинки ложатся огромными хлопьями на свежий снег в абсолютной, ирреальной тишине.

Лера появляется со стороны второго корпуса. Молчит и смотрит внимательно. Чувствует. Ждёт, когда я поцелую её, но я не могу. Просто протягиваю руку и набрасываю капюшон, а то взяла моду ходить без шапки.

А потом выкладываю всё как есть. Откровенно и прямо. Лера слушает молча, не перебивает. Я вижу, как стынет её взгляд и как пальцы сжимают ремешок сумочки.