ниже шеи. По креплениям ремней. Мы потеряли равновесие и навалились на каталку. Конструкция, шаткая без 4-ого колеса, повалилась на бок и проскользила 1 метр по полу. Ужасающий скрип.

Плечевой и локтевой ремни визуально ослабли, потеряв натяжение. Лицо самого опасного заключенного сектора А было скрыто, но я чувствовал уродливую дьявольскую усмешку, адресованную нашей ошибке. Физическое противостояние сменилось шоком, и мы замерли. Секунды промедления оказалось достаточно. Освободил руки, сорвал ремень со лба, подтянул ноги. Мэд Кэптив полностью освободился.

Пятый выставил пистолет. Я специально встал на линию огня, чтобы он не решился на такое громкое действие. Есть шанс остановить бесшумным способом. Для этого рванулся к нему, чтобы нанести уже вынужденный удар током. Не бывает у сумасшедших такой реакции. Я целился в любую часть тела, ближе всего живот. Он схватил запястье и умело выгнул до хруста: и лучевой, и локтевой нервы зашлись болезненными импульсами. Пальцы невольно разжались, выронив электрошокер. Толкнул меня в стену на развороте. Бросил, схватив за руку и ворот свитера, как предмет, хотя разница в весе была ощутима.

Повезло вспомнить про его поведение в психиатрической клинике. Так же он убил санитара. Сгруппировался, прижал шею к грудине, иначе размозжил бы себе череп. Голова по инерции вернулась в более вертикальное положение. Я ударился затылком. Потемнело в глазах на 3–4 секунды. Бессильно распластался на полу, потерял сознание на это время.

Помню подсознанием высокий испуганный голос, предупреждающий о серьезных намерениях, щелчок предохранителя, глухой звук и вскрик. Выстрела не было. Не решился: страх, темнота, отсутствие времени.

Я открыл глаза. 2 узких пучка света тянулись через все помещение, параллельно полу, перекрещивались в конце. Фонарь Пятого лежал рядом с ним, освещая последствия столкновения. Лицо, скорченное от боли. Поза эмбриона, руки давили на живот. Частое судорожное дыхание. Я с трудом дотянулся до пояса, где крепилась карманная рация. Предложение из 3-х страшных слов прозвучало по общему каналу офиса полиции. Повторил дважды. Судя по всему, удар пришелся ниже солнечного сплетения, иначе сердце остановилось бы от такой силы. Он вырвал желудочным соком. Сразу полегчало: подскочил и побежал на высокой скорости к выходу. Я вслед за ним.

Постовой был у противоположной стены. Обогнул стол, встал на выходе? Лежал лицом вниз, в неловкой позе. Голова неестественно скошена. Синяк в виде длинной полосы на шее. Слева ниже, чем справа. Получил удар ребрами ладоней с двух сторон? Сломалась шея? Повреждение спинного мозга? Здесь опасно мгновенным параличом и остановкой работы диафрагмы. Пульс и дыхание отсутствуют. Пытался остановить его, а электрошокер исчез из ящика стола… Черт!

Следующие 5 минут проходили в суете. Часть офицеров спустились в предбанник. Другие сразу отправились на поиски, пока был шанс. Примерно 10 %. Потом первые большей частью присоединились к ним, а двое прошли к камерам заключения. Врач и оставшийся офицер осматривали мертвое тело, обсуждали причину смерти.

Мои подчиненные окружили нас с Пятым. Я обомлел, когда Второй подал пузырь со льдом. Реальность давала сбои? Сильно приложился?

— Почему ты здесь? Ты должен быть у меня дома…

— Как же… Вы же передумали.

— Я говорил тебе это?

— Нет… Лави сказал… что вы… сказали… Лави, а что ты тогда здесь делаешь?

Идиоты! Нужно было уволить обоих в ту же секунду. Но я сконцентрировал гнев на Пятом. Подошел к нему. Он съежился, как перед смертью. Бледный не только из-за травмы. Хотелось ударить его в то же место, где осталась обширный багровый след. И гораздо сильнее Мэда Кэптива. Хлесткая пощечина вместо этого. Звук похож на хлопок в ладони. Упал на пол, опершись на одну руку. Другую приложил к половине лица. Офицеры обернулись, но не придали этому значения. У них были дела важнее.

— Нарушил мой приказ! Подставил товарища! Помешал мне сейчас!.. Сегодня ты переборщил с тупостью. Решил увидеться с ней лишний раз? В кафе ходили, наверное, да? А что потом? Где она сейчас, ты можешь сказать? И самое главное: нет никаких мыслей, куда он направился? К ней! Понимаешь, какой опасности ты подверг свою, как ты ей щебечешь, любимую девушку. Именно поэтому я не хочу, чтобы вы были вместе. Потому что ты осел легкомысленный! Если с ней что-нибудь случится… Если!.. Никаких «если»: ты уволен в любом случае. Чтоб больше я тебя ни в этом здании, ни рядом с ней не видел.

Полуправда мощнее истины. Офицеры услышали то, что наблюдали: нам повезло остаться с легкими ушибами, постовому нет. Не было причин сомневаться, лишние вопросы отбросили. Сказал им, что отлучусь и не вернусь сегодня. Перед уходом сделал вид, что осматриваю стол. Незаметно протер носовым платком связку ключей. Электрошокер вернулся на место после похожей манипуляции. Листок на столе переместился потоком воздуха в центр. Факт того, что я и Роза Иствуд посещали беглеца за 30 минут до происшествия. Скомкал и засунул глубоко в карман штанов.

Армани Коллин

28.09.199 X г., 03:31 PM

Парк в Центральной части города

Мне кажется обещания созданы, чтобы их нарушать, особенно красивые фразы в категорической форме, вроде «Я больше никогда не…», — это всегда лапша на уши, да и только, от такого сразу надо бежать! Кому я только чего ни обещал в жизни, так-с, посмотрим в мысленном блокноте, который уже к двадцати был весь разукрашен чернилами, пухлый от кучи вклеенных листочков, и с трудом влезал в карман памяти. Допустим, вот парочка из этого списка-миллионника:

1) Купить отцу бутылочку вина какой-то там сущей давности, не иначе как родом из Древней Греции (не выполнено);

2) Порадовать мамулю дипломом не похоронного цвета, а хотя бы синим и с какой-нибудь грамоткой, мол, ваш сын — гений, можете гордиться им (провалено с треском);

3) Не ругаться с Олей из-за чего-то крупнее выбора занавесок в спальню и быть рядом, в радости, грусти — до конца жизни… (даже не хочу обсуждать)

Одна из записей-старожилов десятилетней давности, то бишь никогда не связываться с сопляками, и та перечеркнута сегодня, а под ней уже красуется такая же слово в слово, но с тремя восклицательными знаками. Так это даже не другим, а себе любимому, и будет здорово, если продержусь хотя бы денек-другой, хотя куда там.

Я вышел из школы злой, как тысяча собак, да и выглядел не лучше, весь нахохленный, лицо набухшее кровью, кулаки сжаты, а плечи расставлены на километр, и хотелось кого-нибудь укусить. Повезло же соплякам, что разбежались по домам, а то пнул бы или случайно наступил на ногу раз двадцать, совсем слепой,