Как и его брат, Мэд-Юсуф-ходжа с триумфом вошел в Кашгар и был провозглашен правителем, а кокандские военачальники в ближайшие же дни захватили Янысар, Яркенд и Хотан, причем действовали настолько решительно, что китайские войска даже не решились сразу оказать им сопротивление. Казалось, совместные действия двух мусульманских государей – кокандского хана и кашгарского ходжи – позволили вырвать Восточный Туркестан из рук китайцев. Однако далеко не все среднеазиатские правители разделили идеи священной вой ны с иноверцами: в самый разгар восстания в Кашгарии на границы Кокандского ханства обрушились войска Бухарского эмирата, и кокандским войскам было приказано вернуться в ханство. Мэд-Юсуф-ходжа, не обладая отвагой брата, не стал дожидаться ответных действий китайцев и поспешил в Коканд, пробыв на троне предков всего три месяца [Валиханов, 1986б, с. 155–156; Григорьев, 1861, с. 35–39; Коншин, 1902, с. 28–37; Boulger, 1880, р. 69].

Начиная с 1842 г. Кокандское ханство сотрясали внутренние смуты и междоусобицы, ханы – ставленники разных кланов менялись на престоле каждые два-три года. Естественно, в таких условиях Коканду было не до помощи Кашгарии в борьбе с Китаем. Не могли кокандские власти допустить и самостоятельных действий ходжей, поскольку это ухудшило бы и без того непростые отношения с империей Цин. Однако как раз в это время на политическую сцену выступило следующее поколение белогорских ходжей, которые, в свою очередь, решили попытать счастья.

В 1847 г. началось движение, получившее название «бунта семи ходжей»: именно столько потомков Аппака вторглось в Кашгарию с намерением вернуть наследие предков. Главными их предводителями стали три сына Мэд-Юсуф-ходжи – Мухаммад-Амин-ходжа, более известный под именами Ишан-хан-тура, и Катта-хан (старший хан) и его братья Вали-хан-тура и Кичик-хан-тура. Судя по приставке «тура», которая традиционно принадлежала только потомкам Чингис-хана,[150] претенденты считали себя не только ходжами, но и «природными» ханами. Поэтому, подобно дяде и отцу, легко захватив Кашгар и несколько других городов, они, в отличие от старших родственников, не позаботились о привлечении симпатий населения и его поддержке. Первые же дни правления ходжей ознаменовались грабежами, их двор составили не представители местной знати, а выходцы из Коканда, а первым государственным деянием, которое они совершили, стало создание собственных гаремов. Соответственно, они упустили время, за которое можно было бы организовать оборону от китайцев, поэтому приход последних оказался для ходжей неожиданностью. Катта-хан узнал о выступлении китайцев, когда сам находился в походе на Яркенд; он тут же бросился обратно в Кашгар, однако жители города, недовольные предпочтением, которое правитель оказывал кокандцам, заперли перед ним ворота. Как и их отец семнадцатью годами раньше, ходжи поспешили под защиту Коканда [Валиханов, 1986б, с. 157–159; Ювачев, 1907, с. 964].

Несмотря на неудачный опыт трех братьев, кокандские власти продолжали покровительствовать им: с их помощью можно было продолжать оказывать дипломатическое давление на империю Цин и требовать у нее новых уступок в торговой и политической сфере (подробнее см.: [Newby, 2005, р. 153–183]). При поддержке кокандских ханов Вали-хан-тура сделал еще три попытки вторжения в Кашгарию, однако все они оказались неудачными: в 1851 г. он осадил Яркенд, но амбань, китайский наместник разгромил его и заставил бежать; а в 1855 и 1856 гг. Вали-хан-тура вместе со своим братом Кичик-ханом-тура даже не попали в Кашгарию, поскольку не смогли преодолеть маньчжурские пограничные пикеты [Валиханов, 1986б, с. 159; Boulger, 1880, р. 72] (см. также: [Бейсембиев, 2009, с. 315]).

Хотя сыновья Мэд-Юсуфа-ходжи явно утратили доверие населения в связи с их личными качествами и военными неудачами, они все же не отказались от борьбы за власть. Правда, когда во время следующего восстания, в 1857 г., Вали-хан вступил в Кашгар, он действовал уже не от имени себя и братьев, а от имени двоюродного брата – Бузрук-хана-тура б. Джахангир-ходжи. Это оказало надлежащий эффект, поскольку Бузрук-хан пользовался большим уважением в память о своем отце, а кроме того, не успел испортить себе репутацию, поскольку не участвовал в предыдущих авантюрах своих родственников. Однако, захватив от его имени Кашгар, Вали-хан стал править в нем сам и оставил по себе самую мрачную память. Еще во время восстания 1847 г., когда он владел городом Янысаром, то ознаменовал свое правление жестокими казнями, теперь же, когда в его власти оказалась вся Кашгария, масштабы его зверств также возросли. Вали-хан казнил представителей знати, торгового сословия и простолюдинов как за правонарушения, так и по собственному произволу. Сохранился, например, рассказ о том, что он отрубил голову сыну кузнеца, принесшего ему саблю, лишь для того, чтобы проверить остроту клинка. Кроме того, как и в 1847 г. он окружил себя кокандцами, стал заставлять местных жителей одеваться по ферганской моде и чаще посещать мечети, что также не могло улучшить отношение населения к нему. Наконец, Вали-хан-тура пристрастился к курению гашиша и, одурманивая себя, выдумывал все новые и новые жестокости. В том же 1857 г. им был казнен по подозрению в шпионаже прусский ученый и путешественник А. Шлагенвейт, судьба которого выяснилась лишь несколько лет спустя [Валиханов, 1986б, с. 162; Boulger, 1880, р. 214]. Из голов своих жертв Вали-хан-тура, по примеру Чингис-хана, Амира Тимура и их потомков приказал соорудить на берегу реки башню, которая росла едва ли не ежедневно.

Впрочем, интересно отметить, что, несмотря на все свои пороки, он прекрасно осознавал, что положение ходжи обеспечивает ему покорность и послушание подданных. И он не только злоупотреблял им, заставляя кашгарцев сносить свои беспричинные жестокости, но и мог использовать в политических и военных целях. Так, направив в поход на Яркенд своего военачальника Тилля-хана, он также объявил его ходжой (т. е. признал своим родичем), и население города открыло бы перед ним ворота без боя, если бы яркендский хаким не уверил горожан, что Тилля-хан – никакой ни ходжа, а сын мясника.

Естественно, такой правитель долго у власти оставаться не мог. Поэтому как только китайцы вступили на территорию Кашгарии, население не выразило готовности защитить Вали-хана-тура, и только очередная серия жестоких расправ заставила их приступить к обороне. Когда же китайцы достигли Кашгара, войска ходжи стали в массовом порядке дезертировать. Увидев, что воинов у него не осталось, сам Вали-хан-тура также бежал [Валиханов, 1986б, с. 159–164].

Последним правлением этот ходжа настолько подорвал собственную репутацию, что когда в 1864 г. он в очередной раз появился в Кашгарии, то местное население, которое «испытало много горя от ходжей», даже не дожидаясь китайских войск, выступило против него [Бейсембиев, 2009, с. 315]. Казалось, ходжам уже не суждено вернуться во владения своих предков, и даже их происхождение и религиозный авторитет не помогут им в этом.