Величественный старикан с блестящей часовой цепочкой подошел к стойке, взял меня на руки и прогудел:

— Надо же! Что же это за мать, которая детей по барам таскает, да еще таких маленьких!

Он стал пытливо озираться, но никто не предъявлял своих прав на меня. На диване расположилась милая девица в голубом платье; потягивая куба либре, она сказала, что я не с ней, что я просто чудо, и спросила, можно ли меня подержать.

До меня наконец дошло: Билли!

Но где она, а где я?

Вот-вот. К тому же мне не хотелось, чтобы она увидела меня в младенческом облике. Совсем не хотелось. Но других вариантов, похоже, не было.

Беда в том, что я понятия не имел, как с ней связаться.

Старикан уже готовился передать меня милашке. Меня это не устраивало, поэтому я стал пронзительно вопить и дергать его за часовую цепочку, чтобы получше донести до всех свою мысль. Наконец милашка сказала:

— Вижу, вы ему нравитесь, так что оставьте его себе. Наверняка мамаша объявится с минуты на минуту.

— Да-да. Тони, мне еще один скотч. Вот так. — Старик плюхнулся на диван и усадил меня к себе на колени. Я и сам не заметил, как заигрался с часовой цепочкой, а старикан пощекотал мне шейку, и захотелось обругать его страшным ругательством, но я сдержался.

— Бедненький малыш… ты же у нас бедненький, да?

В самую точку. Я был на мели — ни гроша, банкрот и так далее. Проще говоря, мучился от острой денежной недостаточности.

Наигравшись с цепочкой, я стал шарить у старика по карманам. Надежды оправдались — я наскреб кое-какую мелочь, но этот тип вознамерился ее отобрать. Завязалась потасовка, деньжата высыпались из моей ладошки и зазвенели по полу.

— Ай-ай, какой негодник! — воскликнул жадный старик и аккуратно усадил меня на диван, после чего дождался бармена и стал вместе с ним подбирать монетки.

Я сполз с дивана, своровал пятицентовик и нетвердо поплелся вглубь зала, где чуть раньше приметил телефонную будку. Толстосум бросился вдогонку, но я этого ожидал. Поэтому свернул к милашке в голубом платье и потянулся к ней ручонками.

Она усадила меня к себе на колени. С этим я смирился, но продолжал тыкать пальцем в сторону телефона.

— Что такое, малыш? Ой, какой же ты красивенький! Чмоки?

Спорить я не стал — чмоки так чмоки — и поцеловал ее, а целоваться я умею, так что милашка едва не свалилась с дивана. Кажется, она слегка оторопела. Ну да ладно. Я все показывал на телефон; прошло некоторое время, и она поняла, чего я добиваюсь. Подошел жадина и навис над нами с похабной ухмылкой, но в тот момент мы с милашкой не питали интереса к подтухшей козлятине.

— Как вижу, мисс, вы ему понравились, — сказал старик.

— Да, — уклончиво ответила моя спасительница. — По-моему, он чего-то хочет.

— Телефон, — сказал я, не рискнув вдаваться в детали.

— Ой, он разговаривает! Выходит, ты знаешь некоторые слова? — улыбнулась она мне. — Какой хороший! Но тебе нельзя давать телефонную трубку, ты еще слишком мал.

— Угу, — сказал я, — тогда чмоки.

Милашка застеснялась, поспешила встать, отнесла меня к телефону и даже придержала трубку. Извернувшись, я сумел поставить ноги на сиденье, после чего замахал руками и завопил:

— Кыш!

Ничего не понимая, милашка выскочила из будки. Я попробовал задвинуть дверь и не смог, но за дверью приплясывал старик: он горел желанием помочь, и дверь наконец задвинулась без моего участия.

— Ох, как бы он там не поранился, — запереживала милашка, но было уже поздно: вооружившись трубкой, я сунул в автомат пятицентовик и стал лихорадочно набирать номер, в то время как пальцы изгибались под самыми произвольными углами. Старик с милашкой пялились на меня во все глаза, поэтому я, дозвонившись до Билли, постарался говорить как можно тише:

— Алё, Билли, это Джерри…

— Какой еще Джерри?

— Кэссиди! — сказал я. — Мы с тобой знакомы. У нас сегодня свидание.

— Ну да, свидание. Но я знаю голос Джерри, и он не похож на твой. Поэтому извини, но сейчас я занята.

— Погоди! У меня… горло разболелось! Это я, честно! И у меня тут ситуация!

— А когда у тебя не ситуация? Стой… Тебя же не поколотили, нет?

— Нет, не поколотили, но мне страшно нужна помощь! Билли, милая, это вопрос жизни и смерти!

— Ох, Джерри! Ну конечно я помогу! Ты где?

Я продиктовал ей адрес бара.

— Приезжай, как только сможешь. Найдешь здесь меня… то есть не меня, а младенца. Забери его и вызови такси. И не удивляйся, если младенец скажет что-то необычное.

— Ну а ты-то где? И что там за младенец?

— Позже объясню. А сейчас ноги в руки и дуй, куда сказано.

Старик открыл дверь. Я повесил трубку и выдал правый хук ему в челюсть, но этот субчик решил, что я играюсь.

— Нет, вы гляньте, какой умненький! Прикидывается, что умеет звонить по телефону! Думаю, мисс, нам с вами надо выпить за его здоровье.

— Ну что ж, я не против. — Она взяла меня на руки, и я не возражал, хотя понятия не имел, как быть дальше. Поэтому сидел у нее на коленках, пока старик поил ее всякими напитками, и каждый раз, когда старикан спрашивал милашку, не договориться ли им о свидании, я поднимал крик, и вскоре он стал испытывать ко мне некоторую неприязнь. Интересно, с чего бы?

3. Шаловливые ручонки

Когда явилась Билли — нахальная модница с блестящими кудряшками до плеч, да и все остальное тоже при ней, — я уже боялся, что старик затискает меня до смерти. Поэтому, едва она вошла в бар, я стал орать как резаный, пинаться и размахивать руками.

Билли сделала удивленное лицо, но вопросов задавать не стала. Старик смотрел, как она подплывает к нашему столику, а потом спросил:

— Не ваше ли это дитя, мадам?

— Ма-а-а-ма-а-а! — взвыл я, заметив, что Билли растерялась. Ясное дело, она не могла сообразить, в чем подвох. От вытья в горле у меня совсем пересохло, но Билли наконец кивнула и взяла меня на руки, после чего стала озираться в поисках сержанта Кэссиди (то есть меня), но сержант Кэссиди (то есть я) на тот момент был в штатском — если, конечно, трикотажные ползунки считаются за штатское.

Я не рискнул подать голос, но надеялся, что Билли помнит наш телефонный разговор. Оказалось, она не забыла: вынесла меня на улицу и поймала такси.

— Куда вам, мисс?

— В Гарден! — пропищал я.