- Ну та-ак, — ответил он осторожно, — оставалось немного в саквояже.

- Еще есть? — поинтересовался капитан Бабридж. Юнга секундочку помялся.

- Да, сэр.

- Тащи на камбуз и скажи этому обрубку, чтобы вот такой кофе варил мне каждое утро.

Вот тут М.Р. прокашлялся.

- Сэр, — сказал он вежливо, — кок же ничего не понимает в кофе. Он его, как компот, кладет немножко и варит, варит. А надо…

Капитан повернулся к нему.

- Ты что это, хочешь сказать, — в некотором удивлении молвил капитан Бабридж, — что пойло — твоих рук дело?

М.Р. потеребил в руках тряпку.

- Ага, — признался он.

Лицо капитана опять стало равнодушным, как всегда.

- Тогда то же самое.

- Есть, сэр, — кивнул Дюк. — Каждое утро, до самого Нью-Бедфорда. Только можно, я буду делать это здесь? Кок, вы же сами знаете… а у меня аппарат.

Как капитан Бабридж с ума не сошел от выходок наглого юнги, не знает даже господь Бог. Но только Дюк вытащил кофейную машину Нейпера из сундука, приволок в кают-компанию (на ходу протирая фартуком — носил мыть), водрузил на поднос: спиртовку, подставку на звериных лапах, колбу.

- Ну? — потребовал капитан.

Дюк поставил на место графин, из которого наливал в колбу воду и потянулся за мельницей.

- Один шотландский инженер…

Когда он повернулся к капитану, тот отдернул руку от аппарата и принял обычный вид. Каютный насыпал в мельницу кофе, закрыл крышку и принялся крутить ручку.

— … который…

Он как раз затыкал пробкой металлическую трубку, когда капитан позвал Хэннена и еще до конца кофепития бывший первый помощник стал опять первым помощником, отделавшись штрафом.

Штраф матросов тоже несколько уменьшился: с одной трети жалованья до одной четверти.

- Вот это фокус! — обрадовался Д.Э. — Ай да ты!

- Простая дипломатия, — небрежно отозвался М.Р. — Ну, и удачи немножко.

Он взглянул на компаньона, который глядел в небеса (близость возвращения сделала его опять мечтательным), и вдруг увидел, что лицо Д.Э. темнеет.

- А ты чего? — слегка скис М.Р. Д.Э. страдальчески сдвинул брови.

- В том и дело: а я чего? — сказал он.

М.Р. хотел сказать сначала: «а ты все — с тебя ведь все и началось!» Потом припомнил и побег, и то, как компаньон за него вступался, и даже жареную змею на Змеином холме. Но это было не то. С Д.Э. опять было все ясно: он хотел совершить подвиг.

- Ерунда, — сказал Дюк вслух еще небрежнее. — И вообще, сэр, куда вы так торопитесь? Времени вагон.

- Мда? — хмуро спросил Д.Э.

- Да, — подтвердил М.Р. — Вон, целая жизнь.

Замызганная дверь комнатенки в темном углу гостиничного коридора распахнулась.

- До свидания, дорогой господин Сальная Тряпка!

Дюк склонился в любезном поклоне. Он специально забежал попрощаться.

- До свиданьица и вам, господин Арлингтонская Сосиска! Кок ответил еще более любезным поклоном, прижав к груди руку.

- Ржавый якорь вам в корму, сэр! — светски прибавил

Д.Э.

- И вам того же, и вам! — приятным тоном отозвался кок.

- Возблагодарим Господа, Отца нашего, за милосердное избавление? — предложил Джейк.

- Возблагодарим, моя прелесть, возблагодарим!

Оба, кок и палубный, возвели очи потолку и молитвенно сложили руки.

- Отец наш небесный, — ангельским голосом сказал Джейк, — муки твоей искупительной жертвы сопровождают нас на рассвете и на закате, ежедневно и ежечасно. Ежедневно и ежечасно. Ежедневно и… в общем, спасибо тебе, Господи, за то, что ты решил сделать перерыв.

- Посмотри на этого богохульника, — вступил кок. — Грешника. Бестолочь бестолковую. На эту рожу наглую.

- Рожа-то причем? — удивился Джейк. Но кок его не слушал.

- Взгляни на его руки, Господи, — продолжал он. — Это руки

- Дерзновенно разящие? — предложил Д.Э.

Сальная Тряпка отвел взгляд от потолка и с уважением посмотрел на него.

- И посмотри на меня, терпеливца. А? Пусть этот поганец понесет заслуженную кару.

- За что? — возмутился Джейк. — Разве я не образец христианской кротости и благосмирения?

- За мои муки, — скорбным шепотом отозвался Сальная Тряпка.

- Только, Господи, не забудь, — вступил Дюк, — и про мои муки. Которые я нес, э-э… как там было?

- Ежедневно и ежечасно, — подсказал компаньон.

- … ежедневно и ежечасно, на рассвете и на закате вот от этого одноногого джентльмена.

Подноса под рукой у кока не было, но была сковорода — ее ручка как раз торчала из мешка, который валялся у двери. «Бам-м-м…», — сказала сковорода.

- Прощайте, мои голубчики! — сказал кок и быстро закрыл дверь.

Коуэн, едва получив деньги, напился пьян и продолжал это занятие, и искатели приключений, подхватив сундуки, вышли из гостиницы.

Десять дней проторчали они в Нью-Бедфорде, пока просоленные и просмоленные, получили расчет — пятьдесят шесть долларов на брата (за вычетом выданного «Джозеф и Вильямс К. Кинг» кредита и целой кучи штрафов) и совет от Коуэна отправляться в Сан-Франциско, где, по его словам, можно было устроиться получше и заработать побольше. Это время двое джентльменов опять шатались по кабакам с Ко-уэном, Сальной Тряпкой. Еще Д.Э. купил-таки нормальные штаны, в морской лавке недалеко от гостиницы, из такой же брезентовой ткани, что и штормовка. М.Р. посмотрел, оценил и прибарахлился тоже.

- Ой, — сказал вдруг М.Р. так, словно ему было не пятнадцать, а пять, — цирк!

- Ага, — кивнул Д.Э.

Он стоял и рассматривал, щурясь, яркий балаган, что в два счета развернули какие-то люди. Двое джентльменов, не сговариваясь, побрели к балагану.

Сказать правду, этот бродячий цирк был не самым лучшим цирком в мире. Два клоуна угощали друг друга пинками, испуская фонтанчики подозрительно обильных слез. Полная дама в серебряной юбочке заставляла пуделя прыгать через обруч. Старик с обезьяной, одетой в нарядное платьице, заставлял свою партнершу жонглировать яблоками. Время от времени обезьяне удавалось надкусить одно из яблок, и тогда старик с комически огорченным видом заламывал руки. В общем, ничего особенного. Но для компаньонов после года на китобое это было фантастическое зрелище. Они хлопали, не жалея ладоней. И тут на арену вышел фокусник, одетый в черное трико, облегавшее его от шеи до пят. Костюм дополняли серебристые короткие шаровары, надетые поверх трико, и такой же колпак на коротко остриженной голове. Для начала фокусник достал из кармана белую палочку, которая на глазах изумленной публики тут же стала красной.