«Актуальные вопросы бандитской войны и учета добровольцев». В ней шла речь главным образом о недостатках и ошибках германской политики на Востоке. Среди прочего указывалось: «Поддержка Церкви. Только сиюминутным эффектом пользы оценивают также церковную проблему. Хорошо сознавая большое значение для русской массы церковного руководства в Москве, красная сторона теперь уже оказывает ему полное покровительство и использует для большевистских целей. Германское же руководство, напротив, только очень сдержанно допускает существование Русской Церкви на занятых территориях, вместо того, чтобы с помощью активной поддержки включить все церковные организации в освободительную борьбу против атеистического большевизма»[501]. Но никакой заметной реакции эта докладная записка не вызвала.

Характерный случай произошел в 1942 г. на оккупированной территории Ленинградской области. Отдельные службы или представители вермахта порой, не зная существующих инструкций, арестовывали священников, использовали церкви в качестве казарм и т. п. В связи с этим шеф военной администрации группы армий «Север» решил издать информационную брошюру (объемом 30 страниц), в которой вкратце осветить историю Русской Православной Церкви, сущность православия и «русской набожности», а также привести выдержки из приказов и распоряжений об отношении вермахта к религиозным организациям. Эту брошюру планировалось раздать служащим комендатур. Однако вскоре командование группы армий, в соответствии с директивами из Берлина, указало шефу администрации, что представителям вермахта запрещено заниматься церковными делами, и отказалось дать санкцию на издание уже подготовленной к печати брошюры[502].

Чтобы не допустить возрождения сильной и единой Русской Церкви, РМО уже с осени 1941 г. поддерживало некоторых православных иерархов на Украине, в Прибалтике и Белоруссии, которые выступили против Московского Патриархата и объявили о своем намерении образовать автокефальные (независимые) церковные организации. Правда, рейхскомиссары, хотя и в разной степени, не полностью разделяли эту установку министерства. В «Остланде» подобная политика с самого начала осуществлялась не везде последовательно. Х. Лозе относился в Прибалтике терпимо к хорошо организованной Русской Церкви и ее миссионерской деятельности на Северо-Западе России, но не разрешал церковно-административного объединения Прибалтийского Экзархата с Белоруссией, где всеми мерами, хотя и без особого успеха, содействовал развитию церковного сепаратизма. Но, в принципе, в «Остланде» в основном следовали курсом, который разрабатывало РМО (в отличие от Украины, где рейхскомиссар Э. Кох проводил гораздо более жесткую политику).

Большое внимание со стороны всех представителей оккупационных властей, вне зависимости от степени жесткости их церковной политики, уделялось использованию религиозной темы в идеологической работе. В прессе всячески подчеркивалось, что новый режим несет религиозную свободу. Настойчиво «рекомендовалось» в проповедях и во время церковных церемоний выражать верноподданнические чувства к А. Гитлеру и рейху. Духовенство заставляли участвовать в «праздновании» годовщины начала войны и тому подобных дат. Активно распространялась соответствующая литература, к примеру, такая листовка-молитва: «Адольф Гитлер, ты наш вождь. Имя твое наводит трепет на врагов. Да прейдет третья империя твоя. И да осуществится воля твоя на земле…»[503].

Причем нацисты порой пытались изменить не только характер проповедей, но и сам процесс богослужения. Знаменателен неоднократно повторявшийся случай, когда бурный протест верующих вызывали незначительные, на взгляд немецких администраторов, перемены церковного порядка – введение нового (григорианского) стиля[504]. Об этом свидетельствует, например, бюллетень полиции безопасности и СД от 21 сентября 1942 г.: «В середине декабря 1941 г. некоторые коменданты местностей (в Стругах Красных и в Острове), ссылаясь на предписание вышестоящей инстанции, потребовали от православных совершать все церковные праздники, также и Рождество, по григорианскому календарю. Это неожиданное требование вызвало среди верующих бурю негодования. Особенно напряженным было положение в Стругах Красных, где комендант велел сказать священнику Миссии, что он будет привлечен к ответственности, если осмелится совершить празднование Рождества в церкви по юлианскому календарю, и что в этом случае торжественному богослужению воспрепятствуют полицейскими мерами. В Стругах и Острове верующие высказывались чрезвычайно взволнованно и громко, примерно, в таком смысле: «Большевики преследовали Церковь, и мы должны были ходить на работу и в церковные праздники, но большевики никогда не предписывали Церкви, в какие дни какие богослужения ей проводить. Такое насилие над Церковью не совершали даже большевики… Но мы не покоримся»… священник, не желая ни нарушать церковного порядка, ни вступать в конфликт с немецкими войсками, должен был покинуть Струги. После этого местный комендант распорядился привести местного священника из соседнего селения…и заставил его проводить Рождественское богослужение по григорианскому календарю… В этот день почти не было прихожан, а те немногие, кто из боязни перед комендантом присутствовали на богослужении, были очень расстроены и сконфужены»[505].

Помимо пропагандистских ведомств органы германской контрразведки также активно пытались использовать священнослужителей в своих целях. Зная, что те подвергались перед войной жестоким гонениям, СД и абвер рассчитывали, что они окажут им посильную помощь. На практике лишь относительно небольшая часть духовенства пошла на такое сотрудничество. После того, как в Ленинградской области ряд священнослужителей отказался давать какую-либо информацию о своей общине абверу, контрразведка там, по данным историка Н.А. Ломагина, «вскоре сочла более целесообразным вербовать агентуру в духовной среде из числа церковных старост, которые могли одновременно наблюдать как за священниками, так и за верующими. Певчие, дьяки также использовались в качестве агентов абвера». Таким образом, оккупанты пытались контролировать религиозную жизнь того или иного района[506].

На оккупированной территории СССР во многом были оставлены в силе советские антирелигиозные законы. Например, церковные венчания нередко допускались лишь после регистрации бракосочетания в государственных учреждениях. Различные ограничения касались церковных праздников, их разрешалось отмечать, только если это не вызывало «простоя в работе». В приказе рейхскомиссара «Остланда» от 8 декабря 1941 г. говорилось, что изъятые «при большевизме» церковные участки и здания не могут быть возвращены общинам до принципиального решения вопроса о приватизации, которое так и не последовало. В апреле 1943 г. Псковское районное управление предписало Православной миссии прекратить колокольный звон в храмах Псковского района, что пришлось выполнить.

Почти повсеместно из обязательных школьных программ было изъято преподавание Закона Божия. Исключения существовали или в отдельных местностях, управлявшихся военной администрацией, в том числе в ряде районов Ленинградской области, или в Прибалтике. Но и там это преподавание чаще всего было запрещено священникам. Так, в августе 1941 г. генеральный советник по делам культа при генерал-комиссаре Литвы выступал против передачи преподавания религии из рук священников в руки учителей, считая, что германские мероприятия будут расценены литовцами в качестве близких к большевистским. Однако РМО переслало в январе 1943 г. в рейхскомиссариат «Остланд» направляющую линию для создания школ в прибалтийских генералбецирках, согласно которой религиозные занятия могли проводить только светские учителя, не допускалось преподавание Закона Божия священниками вне школьного времени[507].

Некоторые храмы, в которых «самовольно»