Asientos ásperos con verrugas verdes y espinas suaves y amarillas entrelazadas, espinas que parecen una malla de encajes, amplias como una hoja larga de agave que sirve de cojín cerca del corazón.

Кактус с зелеными наростами, с желтыми колючками, с кружевными колючками, подушечка для булавок с длинными листьями агавы, ты дорог сердцу моему.

Cacto de rojo profundo, sanguinolento, cacto que se extende como chales del musgo, alfombra de cacto, cacto de cacto, ángeles, denme serenidad, cúrenme al corazón.

Кактус, темно-красный кактус, кроваво-красный кактус! Ты стелешься, словно покрывало изо мха. О кактус из кактусов, ангелы, одарите мой разум покоем, исцелите сердце мое!

Cacto déjame mirarte, déjame morir mirándo a ti.

Кактус, позволь мне взглянуть на тебя, позволь мне умереть, глядя на тебя.

Dios te ha hecho con todo tu esplendor y toda tu gloria.

Господь создал тебя в красоте и славе твоей.

Аминь.

Глава 28

Впервые в жизни Малинцин увидела снег, ощутила его вкус, почувствовала, как он опускается на ее плечи. Ей казалось, будто она застряла в груди огромной белой чайки или запуталась в белой бороде чужого бога. Снег падал вокруг нее и скапливался на земле. Она не могла дышать, потому что снег попадал ей в нос. Было невероятно холодно. Малинцин подняла голову. Снежные хлопья опускались, кружась, словно их вытряхивали из огромного, как само небо, горшка. Небо казалось миской, наполненной хлопком, мехом, белыми перьями.

— Спокойнее, спокойнее, — уговаривал своего коня Альварадо.

Снег застревал у Малинцин в волосах. Она высунула язык. На языке снег таял. Она топнула ногой, и на снегу остался след. Лодыжки у Малинцин болели от холода. Она смеялась и плакала от радости, и слезы замерзали у нее на лице. Некоторые испанцы катались в снегу, кто-то даже лег на спину и принялся махать руками. Лошади игриво вставали на дыбы. Впрочем, играть было негде, так как испанцы со всеми своими союзниками находились на склоне горы, на высоком переходе меж двух вулканов, Истаксиуатлем и Попокатепетлем. Несмотря на снег, вулканы плевались горячим дымом и их жерла были окрашены красным. Долина Мешика лежала где-то внизу. Путешествие испанцев подходило к концу.

Несмотря на холод, Малинцин бросало в жар. Ее голова была готова лопнуть при попытке осознать, что же такое снег. Снег отличался от всего, с чем ей приходилось сталкиваться раньше. «Дорогой Франсиско, — подумала она, — прошу тебя, прости меня, мне нравится снег! Из-за него я чувствую себя счастливой». Малинцин жалела, что Франсиско не прожил эти несколько недель и не увидел снега. «Если бы ты увидел это, то смог бы протянуть дольше, Франсиско. Нужно жить долго, чтобы увидеть все. Тебя нет рядом, Франсиско, кому мне рассказать о снеге?» Малинцин думала, что Франсиско спрятался в каком-то укромном месте и умер там, будто зверь, жаждущий одиночества и покоя в свои последние мгновения. Франсиско был ее единственным другом, единственным человеком, который знал ее. Единственным с тех пор, как она была ребенком. Ее страдания, жалкие крохи счастья, неудачи и маленькие победы теперь останутся незамеченными. Берналь Диас, официальный летописец, никогда не напишет о ее жизни. Ее подруга Кай, сблизившись с Нуньесом, повернулась спиной к Малинцин и их девичьей дружбе. Кортес не стал ее другом. У нее никого не было. Франсиско однажды сказал: «Когда люди умирают, они могут видеть мир с небес». Но Малинцин в это не верила, как не верила и в то, что воины отправляются к солнцу и живут там вместе с Уицилопочтли. Жизнь пребывала в верхнем мире — смерть же вела в мир подземный. Даже мысль о том, что Кетцалькоатль вознесся на небеса и жил там в своем царстве, имея возможность посещать землю в определенное время, являлась скорее надеждой, чем верой.

— Снег, — сказал Аду, лепя снежок. — Лови!

Она поймала замерзший шарик снега и бросила им в Аду, но снежок распался. Аду слепил еще один, а Малинцин принялась лепить снежную бабу с белой головой, белым животом, двумя белыми грудями и черными глазами из угольков. Волосы снежной даме Малинцин сделала из палочек, нос — из камня, а рот — из семян, придумав вместе с Аду ей имя — «señorita Payaso», сеньорита Клоун. Так как снежная фигура была обнажена, Ботелло назвал ее señora Desnuda[55]. Малинцин хотела смастерить и одежду, но на это не хватило времени.

— Вперед!

— Вперед!

Осторожно нащупывая опору, члены экспедиции вместе с лошадьми начали спускаться по склону горы. Они находили ровные места, уступы, устойчивые камни. Женщины держались за руки и шли вниз, растянувшись в цепочку. Через некоторое время группа остановилась на привал.

— Внимание, стоять!

— Стоять!

Они по-прежнему находились высоко в горах, но дымка, скрывавшая долину, рассеялась, и испанцы узрели горы, окружавшие низину. В долине лежало озеро, на озере виднелся остров, а на острове — город. Берналь Диас был настолько поражен увиденным, что вынужден был немедленно записать в своей книге: «9 ноября 1519 года. Теночтитлан, Мешико. Ни мне, ни моим спутникам никогда еще не доводилось созерцать столь величественное зрелище, ошеломляющее своей красотой. Под нами раскинулся прекрасный город на сказочном острове в центре волшебного озера. Он сияет на солнце, словно драгоценный камень. Мечтавшие об утраченной Атлантиде не могли и представить столь поразительную картину. От города к суше ведут три каменных моста. Части этих величественных сооружений соединены резными перекидными мостиками. На мостах виднеются каменные акведуки уникальной конструкции. Солнце освещает все вокруг, и от города исходит сияние, словно он око мира. Высокие пирамиды раскрашены в ослепительно яркие цвета».

Берналь Диас пребывал в недоумении. Он не понимал, как могло нечто столь прекрасное, как этот город, возникнуть без европейцев. Как случилось, что никто из европейцев никогда не видел его? Как он мог существовать, если никто не знал о нем? А может, его просто не было до этого момента? Может быть, «открытие» дарило вещам существование, а око людское служило инструментом Творца? Как столь высокоразвитый город мог появиться на другой стороне мира без участия цивилизованных белых людей? Это выше понимания любого разумного человека. Жители города занимались своими делами и чувствовали себя хорошо. А ведь при этом они ничего не знали о Бернале Диасе. Ничего не знали об Иисусе Христе. Они не знали о лошадях, ружьях, турках и короле Карле. И все же им жилось хорошо. Это было просто поразительно.

Когда испанцы и их союзники спустились в долину и направились к одному из трех каменных мостов, женщины и дети выбежали из домов. Чиновники, школьники, земледельцы, солдаты, уборщики, нищие и проститутки заполонили улицы. На озере и каналах сгрудились лодки рыбаков и ремесленников, плывших навстречу новоприбывшим. Жители Теночтитлана с любопытством глазели на подкованных лошадей в сбруе. По случаю прибытия в Теночтитлан на шею лошадям надели колокольчики. Жители города рассматривали огромных собак, которых вели на поводках толсторукие люди; солдат в ярких металлических доспехах, с пиками и копьями, стрелами за спинами, короткими луками на плечах. У каждого из солдат слева на поясе висел длинный меч, а у некоторых даже два. Теночтитланцы разглядывали огромные аркебузы, пушки и фальконеты, с интересом косясь на тласкальцев, ксокотланцев и семпоальцев, носильщиков и стражников, а еще на маленькую армию женщин, что плелась позади войска.