– Я хочу, чтобы твоя попка была повыше. Так мне лучше доставать, – сказал он, раздвигая девушке ноги. А Оксане хотелось плакать. Человек, убивший сестру, собирается трахнуть ее. Утешило одно, что продолжалось это недолго. Наверное, не более пяти минут. Тяжело дыша, как загнанный мерин, Барик скатился с девушки и растянулся на ковре рядом.

– Ой, и заморила ты меня, милая, – проговорил он, вытирая с лица ладонью пот.

Оксана не ответила. Видел бы он, сколько времени без перерыва они занимались любовью с Аликом, он бы лопнул от зависти. Но ничего, старая брынза, это тебе за Юльку. Когда-нибудь Оксана загоняет этого старого кобелька до смерти. Кажется, Алик что-то говорил про его больное сердце. И если задать приличный темп, сердце этого дедушки может не выдержать. И никто ее не обвинит. Дедуля сам виноват, нечего было прыгать с таким азартом на молодой телке.

– Может быть, еще разочек, Эдуард Юрьевич? Вы так завели меня. Не могу успокоится, – слукавила девушка. На самом деле, не почувствовала никакого возбуждения. Скорее отвращение.

– Ни, ни. Что ты? Давай отложим на другой раз, – отшатнулся от нее Барик. На Оксаниной мордашке появилась досада.

– Ну, когда? Когда он будет, этот другой раз? Эдуард Юрьевич?..

Барик сел на ковер, стал натягивать брюки. Потом рубашку.

– Может, утром и будет. Останься у меня. Тут есть свободная комната.

– Какой вы милый, Эдуард Юрьевич, – проворковала Оксана, и поцеловала Барика в щеку.

Эдуард Юрьевич снисходительно улыбнулся, похлопав девушку по выпуклой голенькой попке, потом погладил нежный пушок внизу ее живота.

– Ты тоже мне понравилась. Как ты хорошо подмахиваешь. Ух, баловница. Ну, одевайся. Пойдем, чего-нибудь перекусим. Я что-то есть захотел. Напрыгался с тобой и аппетит появился, – сказал он, вставая с пола.

Оксана улыбнулась. Кое-чего она все-таки добилась. Хотя бы расположения этого старого олуха. Истосковался дедуля без женской ласки, а у нее это здорово получилось. Она узнала его слабинку. И теперь сумеет влюбить этого Барика в себя. А потом она подумает о расправе.

Григорий Петрович Романовский очень удивился столь позднему приходу Оксаны. И обрадовался. Присев перед девушкой на колени, услужливо снял с нее туфельки, обув ее ножки в мягкие пушистые тапочки.

– Ксюшенька, девочка моя! Ну, куда же ты исчезла? Признаться, я уже потерял всякую надежду, что увижу тебя. На мои звонки не отвечаешь. Приезжаю к тебе на квартиру, тебя нет. Где ты была все это время, милая? Проходи, садись вот сюда в это креслице, – Рома посадил Оксану в кресло, сам сел рядом в другое.

Оксана холодно взглянула на недавнего любовника и сказала:

– Гриша, я теперь не твоя девочка…

– Как, ты нашла себе нового любовника? Я так и думал, – Рома несколько растерянно развел руками, потом хлопнул себя по коленям и встал. Стоило ей в таком случаи приезжать, чтобы сообщить эту новость ему на ночь. Негодная девчонка.

– И кто он? Может, я его знаю? – унылым голосом спросил Рома.

Оксана утвердительно кивнула.

– Безусловно, знаешь. Это Барков.

– Эдуард? – у Ромы чуть глаза не вылезли на лоб. – Постой, постой… – он поднес руки к вискам, потер их. – Но как? Постой. Ксюша, ты еще не знаешь, какой это страшный человек. Извини, конечно, но я не одобряю твой выбор. Честное слово. Без обиды, конечно. Не одобряю.

– Я тоже, – ледяным тоном произнесла Оксана, достав из сумочки сигарету.

Романовский подскочил к ней, присел на корточки.

– Тогда, зачем? Объясни, пожалуйста. Разве тебе было плохо со мной?

Оксана кивнула на кресло.

– Сядь и постарайся выслушать меня спокойно.

Он послушался, сел в кресло, но проговорил расстроено:

– Да уж, какое там, спокойно. Я теперь заснуть не смогу. Надо же, она стала любовницей Баркова. А я, между прочим, хотел тебе предложение сделать. Думал, у нас все по серьезному с тобой. Ты ведь говорила, что я тебе нравлюсь?.. – Он испытующе посмотрел ей в глаза.

– Так и есть, – не моргнув глазом, ответила Оксана, посмотрев на толстячка с сожалением, словно видела его в последний раз.

– Тогда, как прикажешь понимать твой поступок? Он что тебе, платит больше, чем платил я?

Оксана отрицательно покачала головой.

– Нет. Платит он мне меньше. И дело вовсе не в этом.

– А в чем? Объясни? Может, этот шестидесяти летний старик, занимается с тобой любовью лучше, чем я?

Оксана вздохнула и отвернулась, изобразив на лице пренебрежение. Не хотелось слушать от Ромы упреки. Не за этим она пришла к нему. Хотя с другой стороны и понимала, это его возмущение. Поэтому терпеливо отмалчивалась, дожидаясь, когда Рома спустит пар. И когда он высказал все, что взбудоражило его душу, Оксана спросила:

– Ты Юлю помнишь?

– Твою подругу? Конечно, помню. Мне очень жаль, что такое с ней произошло. Хотя, – произнес Рома несколько задумчиво, – с другой стороны, она сама виновата. Увлечение наркотиками, никого до добра не доводили. – Он посмотрел на Оксану, и ему стало неуютно в своей собственной квартире. Такие у нее сейчас были страшные глаза. Он не узнавал в этой решительной с волевым взглядом, девушке, вчерашнюю милашку, готовую удовлетворить любое его требование.

– Она мне не подруга, – жестко сказала Оксана, а Романовский кивнул. Ну, конечно, сейчас, когда ее нет, можно говорить все, что угодно. Забывается девчонка. А ведь именно Юля привела ее к нему.

– Она – моя сестра, – сказала Оксана, и Романовский заметил в ее глазах отчаянье. Но поверить не мог в то, что только сказала Оксана.

– Подожди, что ты сказала? Она твоя сестра? Это правда?

Оксана кивнула.

– Правда. Старшая. Она старше меня на три года.

Теперь уже Романовский и вовсе ничего не понимал. Тоже схватился за сигарету. Видно сегодня вечер открытий. Ну дает Оксана.

– Не понимаю, зачем было скрывать? Зачем, представлять тебя мне, как подругу? – немного с обидой произнес он, предполагая, что Оксана выдала ему еще не все открытия.

– У нее были причины для этого. Она не хотела, чтобы Барков узнал про меня. Ну, что я ее сестра. Понимаешь?

– И решила тебя пристроить ко мне? – раздраженно спросил Рома.

Оксана посмотрела на него злыми глазами.

– А что, разве я была плохой девочкой? Не удовлетворяла тебя? Ну, скажи, не молчи, – потребовала Оксана, заметив на лице толстячка некоторое смущение. – Ты трахал меня, как хотел…

– И платил, между прочим, – вставил Романовский, – А потом ты от меня переметнулась к Баркову. Знаешь, как это называется? – посмотрел он на Оксану с осуждением.