– Трофим Иваныч… Вы ученый, и не кайтесь. А долг оставьте мне, я привык.

– Эгей! – разнесся крик, а за ним топот – это Виштальский со своим пилотом догоняли группу координатора.

– Нашего полку прибыло.

Виштальский неожиданно затормозил и сказал напряженным голосом:

– Там кто-то есть.

– Где?

– Там, – пальцем Марк указал на глубокую нишу, едва видную, если смотреть на нее вдоль стены.

– Ага…

Подняв бластер дулом кверху, Кузьмичев осторожно приблизился к нише и резко передвинулся, опуская оружие. На мушке оказалась большая себума. Она пряталась в нише и дрожала, будто от холода – склизкая, блестящая ложнокожа то и дело сморщивалась, образуя мелкие складочки. Тряся выростами-щупальцами, себума выпучила большой круглый глаз.

– С-са! – зашипела она. – Сап-с-с! Ат-с-с ис с-са!

– Что она шипит? – осведомился Кузьмичев.

– Пугает, – объяснил дед Ларион.

– Спросите ее, где содержат схваченных людей.

Старший ксенолог старательно зашипел, выворачивая губы, добавляя в голос то сипения, то свиста.

– А-сс тс-со ис-с! – ответила себума.

– Это неоптимально, – перевел Кузьмичев и кивнул: – Я помню это выражение… Дайте-ка я ее порасспрашиваю.

Вытащив десантный нож-стропорез, Георгий приблизился к себуме, ухватился за неприятно влажный отросток, торчавший у себумы на головной части, и одним движением отхватил его «под корешок». Себума забилась, издавая неартикулируемое шипение. Рана набухла вязкой студенистой массой, подернулась пленочкой. От дерганий пленочка лопнула, и мутно-желтые капли грязной крови упали на пол.

– А теперь переведите этой… этому, – холодно сказал Кузьмичев, небрежно отбрасывая обрубок за спину, – что если и дальше будет запираться, я ей все члены отрежу. По очереди!

Дед Ларион выглядел побледневшим, но голос его не потерял твердости. Себума запираться не стала, только выразила удивление методами хомо – зачем причинять физическую боль в обмен на информацию?

– Объясните этому говнюку, – усмехнулся Кузьмичев, – что мой метод оптимален. И весьма эффективен. Только я не слышу ответа…

Он красноречиво поиграл ножом, и вескусианин быстро засвистел-зашипел-засипел.

– Оно говорит, – повернулся старший ксенолог, – что все хомо содержатся в одном месте, в резервной рубке.

– Я знаю, где это! – подхватился Алехин.

– Секундочку, – притормозил его Кузьмичев. – А спросите-ка нашего друга, какие корабли они вызвали на подмогу.

Илларион Матвеевич сначала выпучил глаза, потом нахмурился, и даже в его вескусианском зазвучала тревога.

– Ас-саф тс-со сис-с с-сезау тас-с тс-си, – зашипела себума, выгибаясь. – Ос-с пуссо с-са хомо, атс-с с-сиу гассо са-са сэ пас-соу…

– Оно сказало, – пробормотал старший ксенолог, с кряхтеньем поднимаясь из позы на корточках, – что на помощь колонии – их колонии! – отправлены два малых крейсера…

Георгий-2 присвистнул, а Алехин медленно проговорил:

– Хреново… Крейсер – это вам не скаут, это боевой корабль.

– Посмотрим, – процедил Кузьмичев, поднимая бластер. – Спасибо за информацию, – поблагодарил он себуму и включил оружие. Импульс прожег в негуманоиде канал до самого пола. – Пошли.

Заметив выражение лиц спутников-нормалов, полковник усмехнулся.

– Да, такие вот мы, аномалы негативные, – проговорил он. – Нет чтоб возлюбить врага своего и простить ему прегрешения… Пошли живей, непротивленцы фиговы! А по дороге припомните тех, кто уже пострадал от этих милых неказистых созданий. И подумайте заодно, что мог предпринять данный носитель разума. Предупредить своих, прежде всего, и наделать нам с вами прочих гадостей!

– Мы… это… как-то упустили из виду… – промямлил курчавый Аркадий, заливаясь румянцем.

– Ничего… – проворчал полковник. – Если выживете в этой заварушке, научитесь все в памяти держать. А иначе похоронят вас в братской могиле, если найдут что в гроб класть. Вперед!

Метров двести по радиальному коридору группа одолела без происшествий. По дороге она усилилась – вместе сошлись все экипажи космоистребителей.

Центральная часть корабля еще больше поражала размерами, чем периферия, – по коридорам хоть паровозы пускай, можно и в два яруса, а рубка занимала объем цирка-шапито. В этой необъятности жались вместе десятка три себум, жутко шевеля отростками и пуча гнилые глаза.

– И где тут резервная? – нервно заоглядывался Виштальский.

Алехин молча прошагал до широкого портала, в глубине которого обнаружились двери-ворота. При его приближении створки разъехались и открыли глубину зала поменьше, чем рубка, но тоже достаточно просторного, хоть в футбол играй. У стенки жались фигурки женщин и двух парней, бледных, встрепанных и злых.

Земляне-спасатели ворвались в резервную рубку, и земляне-заложники кинулись к ним навстречу.

– Сара! – завопил Виштальский и подхватил свою брюнеточку. – Сара…

– Я это, я… – счастливо бормотала брюнеточка.

– Какого хрена надо было мотаться в зоне боевых действий? – хмуро спросил Кузьмичев у парнишки со значком инженера-водителя. Широкая улыбка угасла на конопатом лице. Парень развел руки и вдруг выпучил глаза, заорал:

– Двери! Вход!

Кузьмичев резко обернулся – створки, ведущие в резервную рубку, быстро сходились, запирая новых пленников.

– А, ч-черт… Алехин, Марк! Помогайте!

Они встали втроем и выстрелили залпом. Импульсы проели немалую дыру.

– Повторим!

Дыра выросла в овал – пролезть можно. Но тут двери сами разъехались, не выдержав дурного обращения.

– Так, – сказал Георгий железным голосом. – У кого какие идеи насчет уничтожения корабля к чертовой матери? Или – как вариант – ко всем чертям собачьим?

Конопатый поднял руку, как на школьном уроке.

– Звать как? – осведомился Кузьмичев.

– Павлом.

– Излагай, Павел.

– Тут у них синтезатор имеется, – заторопился парень, – если его включить на выпуск взрывчатки – формулу я знаю, – то хватит десяти – пятнадцати тонн, чтобы транспорт разнесло!

– Хорошо мыслишь, – похвалил его Георгий. – Может, скажешь еще, как эту БЧ взорвать?

– А вот! – конопатый Павел продемонстрировал коробочку взрывателя. – Я по совместительству подрывник.

– Пошли тогда, устроим фейерверк.

– В общем-то, – осторожно сказал дед Ларион, – это гражданский корабль…

– Ви знаете, шо мине сдается, Илларион Матвеич? – перебил его Виштальский. – Шо мине нарушают праздник! Командир, запалите эту халабуду и сделайте нам красиво!