– Нет! – вскричала Таня. – Ничего не хочу знать! Ничего не произошло!

Таблетка вдруг наполнила ее радостью и миром. Пространство осветилось. Благодатная и мирная страна пролетала внизу под стальным горбом фривея, проплывали по горизонту зеленые холмы, ярко-серые каменные лбы и клыки древних гор, страна наивной и очаровательной романтики, осуществившаяся мечта белой гвардии, вымышленные города и горы Грина.

– Со мной ничего не происходило, любимый, – бормотала она. – С того дня, как ты ушел из нашего дома, со мной не происходило ничего. Был пустой и бессмысленный бред. Со мной только сегодня что-то произошло. Ты приехал за мной – вот это и произошло, а больше ничего.

Лучников улыбнулся и еще раз поцеловал ее в щеку.

– Дело в том, что тебя выследила «Волчья сотня», это законспирированное (ну, впрочем, в наших условиях любая конспирация – это липа) крайне правое крыло СВРП, Союза Возрождения Родины и Престола. На Родину и Престол они, честно говоря, просто кладут с прибором. Это просто самые настоящие фашисты, бандюги, спекулирующие на романтике «белого движения», отсюда и хвосты волчьи, как у конников генерала Шкуро. Они малочисленны, влияние их на массы почти нулевое, но оружие и деньги у них есть, а главное – наглое хулиганское безумие. Дело тут еще в том, что во главе их стоит сейчас некий Игнатьев-Игнатьев, бывший мой одноклассник и ненавистник в течение всей моей жизни, у него ко мне какой-то комплекс, скорее всего, гомосексуального характера. Вот он и организовал нападение на тебя. Они следили за тобой все эти дни и наконец устроили киднеппинг. Собирались изнасиловать тебя и осквернить только лишь для того, чтобы отомстить мне и пригрозить лишний раз. К счастью, это стало известно еще одному нашему однокласснику – Вадиму Востокову, осваговцу, и тот немедленно соединился еще с одним нашим одноклассником Сашей Черноком, военным летчиком, который и поднял по тревоге свою спецкоманду. Теперь все эти субчики сидят на гауптвахте Качинского полка и будут преданы суду. Вот и все.

– Вот и все? – переспросила Таня.

– Вот и все. – Новый поцелуй в щеку. – Двойной Игнатьев – выродок. Все мои одноклассники по Третьей симферопольской гимназии царя Освободителя – друзья и единомышленники. Нас девятнадцать человек, и мы здесь, на Острове, не последние люди. Ты в полной безопасности, девочка моя. Как я рад, что мы наконец-то вместе. Теперь не расстанемся никогда.

Они уже кружили над Симферополем, готовясь нырнуть в один из тоннелей Подземного узла. Невероятный город простирался под ними.

– Видишь, в центре торчит карандаш? – спросил Лучников. – Это небоскреб «Курьера», а наверху, в «обструганной» части, моя собственная квартира. Она довольно забавна. Мы будем там жить вместе три дня, а потом поедем отдохнуть к моему отцу на Сюрю-Кая, а там, глядишь, и Антошка соблаговолит познакомиться с новой мачехой.

– Нет! – вскричала Таня. – Никуда мы не поедем. Нигде мы вместе не будем жить. Отправь меня в Москву, Андрей. Умоляю тебя.

– Ну-ну, – он протянул ей еще одну розовую пилюлю, – прими еще одну. Ведь ты же боевая девка, Татьяна, возьми себя в руки. Подумаешь, «урла» напала. В Союзе ведь тоже такое бывает, и очень нередко, скажу тебе по великому секрету. Секретнейшая статистика по немотивированной преступности: мы – чемпионы мира. Все будет хорошо, бэби…

Через несколько минут они уже поднимались в скоростном лифте на вершину «обструганного» карандаша.

Похожая на шалаш, однокомнатная, но огромная квартира Лучникова была задумана как чудо плейбойского интерьера: множество неожиданных лестниц, антресолей, каких-то полатей, раскачивающихся кроватей, очагов; ванна, естественно, висела под крышей. Таня усмотрела для себя нору между выступами стен, завешанных тигриными шкурами. Перед ней был стеклянный скат крыши, за которым видно было только небо с близко пролетающими облаками.

– Я хочу туда. Только не притрагивайся сегодня ко мне, Андрей. Прошу тебя, не притрагивайся. Завали меня какими-нибудь пледами, дай молока и включи телевизор. Лучше всего спортивную программу. Не трогай меня, пожалуйста, я сама тебя позову, когда смогу.

Он все сделал, как она хотела: устроил уютнейшую берлогу, подоткнул под Татьяну мексиканские и шотландские пледы, как под ребенка, принес кувшин горячего молока и поджаренные булочки. Огромный телевизор вел бесконечную спортивную передачу на одиннадцатом спортивном канале.

– Чудо спортивного долголетия, – говорил обаятельный седоватый диктор. – Бывший чемпион по десятиборью, медалист шестидесятого года намерен участвовать в Олимпиаде в качестве толкателя ядра.

– Ну вот, – сказал Лучников. – Все о’кей?

– О’кей, – прошептала она. – Иди, иди, тебя ждут одноклассники и единомышленники…

VIII. В стеклянном вигваме

Конец лета в Крыму: испаряющийся запах полыни на востоке, теплый дух первосортной пшеницы в центральных областях, пряные ароматы татарских базаров в Бахчисарае, Карасу-базаре, Чуфут-Кале, будоражащая секреция субтропиков.

Готовилось традиционное авторалли по так называемой Старой Римской дороге от Алушты до Сущей. По ней давно уже никто не ездил, а сохранялась она только для этого ежегодного сногсшибательного ралли, на которое съезжались самые отчаянные гонщики мира. Дорога эта была построена владыками Боспорского царства как бы специально для римских легионеров, которые это царство и разрушили. Восемьдесят километров еле присыпанного гравием грунтового пути с выбитыми столетья назад колеями, осыпающимися обочинами, триста восемнадцать закрытых виражей над пропастями и скалами. Не было более любимых героев у яки, чем победители этого так называемого Антика-ралли. Андрей Лучников однажды, пятнадцать лет назад, оказался первым: обошел мировых асов на гоночном «Питере» местной постройки. Это принесло ему тогда неслыханную популярность.

На этой трассе кажется, что ты летчик в воздушном бою, делился он воспоминаниями с друзьями. Летишь прямо в пропасть, и нельзя притрагиваться к тормозам, сзади и сбоку наседает враг. Надо быть очень агрессивным типом, чтобы участвовать в этой гонке. Сейчас я уже на это не способен.

Перед камином в пентхаузе в тот вечер собрались семь или восемь друзей, одноклассников. Они ели шашлыки, доставленные с пылу с жару из подвалов «Курьера», и пили свой излюбленный «Новый Свет». Таня смотрела на мужчин сверху, из облюбованной ею в первый вечер пещеры, откуда она, надо сказать, до сих пор старалась спускаться как можно реже. Телевизор перед ней вот уже несколько недель был включен на одиннадцатый канал, и она без конца смотрела баскетбольные и футбольные матчи, интервью и легкоатлетические старты со всего мира. Это почему-то ее успокаивало. Иногда крымские телевизионщики давали информацию и из Цахкадзора. С Супом и в самом деле происходило какое-то чудо. Он появлялся на экране, огромный, мощный и белозубый, хохотал, благодарил, конечно, партию за заботу о советском спорте, затем сообщал о своих нарастающих с