Церемония началась, и Атайя сконцентрировала все свое внимание на сфере. Хор стих, и на кафедру поднялся Люкин. Его звучный голос напомнил голос командира, подготавливающего к атаке построенных в поле солдат.

— Дети Божьи! Мы собрались сегодня под сводами этого храма, дабы воспеть славу Господу и выполнить его волю.

Один из нас явился сюда с тем, чтобы добровольно отказаться от дара, полученного им от ангела тьмы, и обрести вечную жизнь!

Боковая дверь, ведущая в ризницу, отворилась, и Атайя увидела отца Алдуса и отца Гресте в мрачных черных рясах. Они под руки вели облаченного в белую мантию Кордри. Бедняга еле передвигал ноги, его взгляд напоминал взгляд безумца: по-видимому, церковники щедро «угостили» свою жертву дымом локи.

Кордри опустили на колени у ног Люкина, и тот повернулся к прихожанам.

— Кто привел этого мужчину для свершения священного таинства отпущения грехов?

Сер Джарвис медленно поднялся с места, опираясь на длинную трость. Глядя на него, ни у кого не могло возникнуть и тени сомнения в том, что он видит сына в последний раз.

— Я, — ответил старик сдавленным голосом.

— Вы привели его сюда по доброй воле, из желания очистить его душу, освободить ее от тяжкого бремени, подаренного дьяволом?

Последовала продолжительная пауза. Лицо Джарвиса исказило отчаяние, и в какое-то мгновение Атайе показалось, что он не в состоянии ответить как подобает.

— Да, — прошептал отец Кордри.

Хор запел заунывную песнь, а Люкин подал сигнал отцу Алдусу. Атайя видела, как нервничает молодой священник: его руки слегка дрожали, когда он наполнял чашу, а передавая сосуд епископу, он даже пролил немного вина на вышитую золотом белую скатерть, оставляя на ней кроваво-красное пятно. Люкин недовольно сдвинул брови, а Алдус виновато взглянул на него, безмолвно прося прощения за допущенную неловкость.

Епископ поднял чашу и вновь повернулся к прихожанам.

— Отец наш небесный! Благослови эту чашу и того, кто собирается испить из нее, ибо, поступая так, он добровольно отдает в Твои руки свою душу и просит принять его в Твое царствие.

Когда Кордри взял сосуд в руки, Джарвис вновь опустился на скамью и в отчаянии отвернул голову. Меган уткнулась в плечо сидевшей рядом молодой женщины, по-видимому, сестры. Остальные присутствовавшие затаили дыхание, казалось, можно было услышать, как колотятся их сердца. Солдаты расслабились, несколько разочарованные тем, что их услуги так и не пригодились.

Атайя ожидала, что Кордри просто забудется сном и мягко опустится на пол, а помощники епископа, как обычно, унесут его в ризницу. События развивались по-другому: лицо Кордри исказила судорога — именно так действовал на людей ядовитый кахнил, — он задрожал всем телом и заметался. Меган вскочила на ноги с ужасом и отчаянием обхватила голову руками.

— Меган, где ты? — едва различимо пробормотал Кордри, обводя святилище обезумевшим взглядом, пошатнулся и, обмякнув, опустился на пол.

Атайя напряженно следила за происходящим при помощи сферы.

Если ты убил его, Алдус, я собственноручно отправлю тебя в преисподнюю! — думала она.

Но священник, казалось, нисколько не удивился поведению Кордри. С невозмутимым видом он продолжал выполнять свои обязанности: накрыл выглядевшее безжизненным тело красивой простыней и помог отцу Гресте унести его в ризницу.

Как только они скрылись из виду, церковные колокола заиграли победную мелодию, и повозка, управляемая Кейлом, тронулась с места.

— Уже закончили? — поинтересовался Ранальф.

— Почти, — ответила Атайя. — Сейчас хор споет гимн, а потом епископ должен благословить прихожан.

Сообщать бывшему наемнику о своих подозрениях насчет предательства Алдуса она пока не намеревалась. Если бы тот услышал нечто подобное, тут же ворвался бы в собор и свернул священнику шею.

— О всемогущий отец наш! — воскликнул Люкин, поднимая вверх руки. — Мы выполнили священный обряд в точном соответствии с Твоими божественными законами. Прими душу раба Твоего, даруй ему вечную радость.

Хор запел гимн, а Атайя переключила внимание на то, что происходило в этот момент в ризнице. Алдус склонился над Кордри, а Гресте подал знак двум другим священникам отправляться к епископу для завершения церемонии. Когда они остались одни, дверь, ведущая на улицу, распахнулась, и на пороге появились Тоня и Мэйзон в траурных форменных одеждах прислуги.

— Нас прислали за ним, святой отец. Повозка у ворот.

Гресте нахмурился.

— Кто эти люди? Какая еще повозка? О чем это они?

— Прошу прощения, — стараясь казаться спокойным, сказал Алдус. — Я совсем забыл вас предупредить. Сэр Джарвис пожелал забрать тело сына и держать его несколько дней дома перед похоронами.

Гресте с отвращением скривил губы.

— Неужели кто-то до сих пор придерживается этих мерзких традиций?

Алдус пожал плечами.

— Пожалуй, я сам разберусь с ними. Ступайте к епископу. Я присоединюсь к вам через несколько минут.

Гресте удалился. В этот момент повозка остановилась в назначенном месте, и Атайя приказала сфере раствориться. Алдус открыл металлические ворота, а Тоня и Мэйзон вынесли Кордри, положили его на повозку и поспешно накрыли его шерстяными покрывалами.

— С ним все в порядке? — Атайя схватила Алдуса за рукав.

Священник пробормотал что-то неразборчивое и торопливо зашагал обратно. Она не могла понять, почему он так ведет себя: либо слишком нервничает, либо чувствует вину…

— Ты тоже накройся! — приказал Атайе Ранальф, бросая ей пропахшие сыростью и гнилью одеяла. — Не хватало только, чтобы сейчас тебя узнал кто-нибудь из гвардейцев короля!

Она послушно выполнила указание, стараясь не обращать внимания на жуткий запах от одеял.

По-моему, все получилось, — пронеслось в голове Атайи, но неожиданный возглас Тони заставил ее вновь насторожиться.

— Взгляните-ка! Там у стены разгуливают два гвардейца.

Последовала отборная брань Ранальфа и взволнованный шепот Мэйзона.

— Кейл, сверни здесь! Ах, черт! Слишком поздно… Они нас заметили, — взволнованно говорила Тоня.

— Если они заглянут под одеяла, нам крышка, — проворчал Ранальф. — Атайю они сразу признают, а объяснить, что тут делает Кордри в мантии для обряда отпущения грехов, будет вообще невозможно…

— У того, что слева, зеркало в правой руке, — заметил Мэйзон.

— О Боже праведный! Что нам теперь делать? — воскликнула Тоня.

Съежившись под вонючими одеялами, Атайя слушала ужасающие разговоры и чувствовала, как холодеют от страха руки и ноги. Если у солдат есть зеркало, то о применении невидимого покрова не стоит и думать. Тем более что Кордри, приняв значительную дозу снотворного — если Алдус напоил его именно им, — вообще не в состоянии позаботиться о себе.