Несчастный портной был в рванье, убожество его одежды еще сильнее бросалось в глаза на фоне ярких, расшитых бриллиантами костюмов придворных. Глупо думать, что такой человек будет подавлен роскошным окружением и изобилием драгоценностей. Для него существует лишь величие Небес, куда можно попасть только благодаря вере, которую он считал единственно правильной.

Он оказался неглупым человеком, обладал хорошо подвешенным языком. Было видно, что его слова не производили впечатления на короля. Несомненно, Генрих восхищался силой духа и мужеством портного, однако сожалел о том, что он предан ложной вере.

Катрин дрожала от волнения. Она хотела диктовать свою волю Генриху так, как она делала это с людьми типа Мадаленны. Катрин обладала способностями, природа которых была ей непонятна. Иногда она ясно видела что-то еще не происшедшее, но неизбежное в будущем. Она не могла управлять этим странным даром. Но умение концентрировать свою волю, заставлять других в некоторых обстоятельствах исполнять ее желания, контролировалось ею с большей легкостью.

Как вдохновляла Катрин способность оказывать влияние на людей! Сейчас она хотела, чтобы портной увидел в ней несчастную, одинокую королеву Франции, унижаемую надменной шлюхой в черно-белом платье. Несомненно, он именно так воспринимал Катрин, хотя сейчас его мысли были далеки от отношений короля с женой и любовницей. Катрин заставит его подумать об этом; она хотела, чтобы портной в присутствии придворных совершил какой-то выпад против Дианы.

Она перехватила взгляд человека и удержала его на несколько секунд. Как бы его глазами увидела себя — жену, брошенную мужем ради любовницы. Представила себя молящейся за гугенотов и кальвинистов, за всех протестантов.

Она почувствовала, что ее ладони покрылись потом; она едва не потеряла сознание от собственных усилий.

Диана задала портному вопрос; настал ответственный момент.

— Мадам, — громко закричал он, повернувшись к любовнице короля, — довольствуйтесь тем, что вы совратили Францию, и не касайтесь своими грязными руками такой святой вещи, как истина Господня.

Тишина, последовавшая за этим выпадом, длилась несколько секунд, но Катрин она показалась очень долгой. Король поднялся. Лицо его было пунцовым. Диана подверглась оскорблению. Генрих, унижавший королеву всевозможными способами, не желал слышать даже единого слова, обращенного против своей любовницы.

Все ждали, что скажет король. Диана сидела с высоко поднятой головой, она казалась сейчас еще более надменной, чем когда-либо. Катрин, наконец расслабившись, сделала вид, будто она не меньше других потрясена дерзостью жалкого портного, осмелившегося говорить так с герцогиней де Валентинуа. Портной стоял, ничуть не смутясь; его глаза были обращены к потолку; этот человек не боялся ничего, он верил, что Бог и ангелы на его стороне.

Ярость короля нарастала медленно, он пытался найти слова, способные выразить его ненависть к этому человеку; двое стражников бросились к портному и схватили его.

— Уведите его! — сквозь стиснутые зубы выдавил из себя Генрих. — Он будет сожжен заживо на улице Сент-Антуан; я сам буду смотреть на его казнь.

Портной откинул голову назад и рассмеялся.

Он призвал святых стать свидетелями подлой мести короля, давшего ему право высказаться свободно. Неужели они надеются испугать своего пленника гибелью его бранного тела? Он приветствовал смерть. Он был готов умереть тысячу раз за истинную веру.

Наблюдая за тем, как уводят портного, Катрин поняла, что король уже устыдился своего поведения. Второй раз он публично подвергся унижению из-за Дианы. Понимает ли он это? Испытывает ли раздражение? Или это была очередная мелкая победа Катрин, не сулившая ей ничего?

Катрин наблюдала за тем, как ее муж шагает взад-вперед по своей комнате. Из открытого окна доносились бормотанье толпы и топот шагающих солдат.

Печальная процессия почти добралась до места казни.

Катрин заняла свое место у окна возле короля. Он уже сожалел о том, что дал обещание стать свидетелем того, как портной сгорит на костре. Он боялся этого зрелища.

Катрин, не позволявшая себе проявлений бестактности по отношению к королю, спрашивала себя, не следует ли ей шепнуть ему: «Ты страдаешь по вине Дианы. Если бы не она, тебе не пришлось бы стоять у этого окна и наблюдать за тем, как по твоему приказу этот несчастный будет брошен в пламя. Она обрекла тебя на это испытание. Разве ты не видишь, что если бы ты слушал королеву, тебе бы не пришлось так мучиться? Я бы не подталкивала тебя к таким неразумным поступкам. Не допустила бы, чтобы ты унизил себя историей с дуэлью де Вивонна и де Шабо. О, мой дорогой, почему бы тебе не поумнеть и не заставлять жену подстраивать столь унизительные для тебя ситуации!

Но она снова не выдала своих чувств.

— Сейчас они связывают портного, — тихо промолвила Катрин.

— В этом человеке есть нечто странное, — сказал король.

— Да, — согласилась она.

— Он похож на…

— …мученика, Генрих.

— Король вздрогнул.

— Они поджигают хворост, — сказала Катрин. — Скоро он предстанет перед Высшим Судьей. Любопытно, что его ждет.

— Кажется, он смотрит на нас.

Катрин отпрянула от окна. Портной мог видеть со своего места короля и королеву не хуже, чем они видели его из окна дворца.

Глаза портного встретились с глазами короля. Мужчины смотрели друг на друга — король в костюме из расшитого бриллиантами бархата и портной в рубахе из грубого полотна.

Катрин наблюдала за пламенем, охватившем ноги мученика; безжалостный огонь стремительно побежал вверх по одежде. Она ждала вопля, но ни единого звука не вырвалось из горла портного. Стонали другие, но не он.

Его губы шевелились; он молился Господу; все это время портной не отрывал взгляда от короля.

— Катрин! — хриплым шепотом произнес король и сжал ее руку; его ладонь была липкой от пота; Генрих дрожал. — Он не отводит от меня глаз, Катрин!

— Не смотри на него, Генрих.

— Катрин… я не могу.

Он действительно не мог этого сделать.

Катрин перекрестилась. Портной словно заворожил короля: Генрих хотел убежать от окна, не видеть агонии портного, но ему не удавалось сделать это; он знал, что теперь до самой смерти будет помнить умирающего портного.

Но Катрин почти забыла о мученике, потому что Генрих искал у нее утешения. Он держал ее руку в своей. Большие победы вырастают из маленьких, думала она; скромное чудо может стать предвестником великого.

Генрих молча молился, прося защиты у святых; он смотрел на портного до тех пор, пока лицо мученика не скрылось за стеной внезапно разгоревшегося огня.

Катрин лежала на кровати в своей комнате в Сент-Жермене. Она только что родила еще одного мальчика. Его назвали Карлом Максимилианом; теперь она имела трех сыновей — Франциска, Луи, который был еще более хилым, чем его старший брат, и Карла.