— Джек Харпер, я арестовываю вас по подозрению в убийстве. Вам не надо ничего говорить. Но вашей защите может повредить, если на допросе вы утаите сведения, на которые станете ссылаться в суде. Все, что вы скажете, может быть использовано в качестве доказательств…

— За окном кто-то есть. Я вижу сквозь деревья.

— Возможно, это подкрепление…

— Мы оба знаем, что так быстро им сюда не добраться. Я понимаю, как это выглядит, но говорю вам: убийца все еще здесь. Анна в опасности, и я собираюсь сделать попытку спасти ее. Вы можете выстрелить в меня, если хотите, а можете помочь мне поймать того, кто это сделал.

Она качает головой, вид у нее очень печальный.

— Мне хочется вам верить, но у меня вряд ли получится. Я не думаю, что вы осознаете, что сделали, но это не означает, будто вы этого не делали, — говорит она.

— Вы меня знаете, Прийя, и в глубине души, думаю, понимаете — я говорю правду.

Она не опускает пистолет, но я вижу, как ее глаза наполняются слезами. Делаю шаг к двери, еще не представляя, как все обернется. Я могу думать только об Анне. Я уже один раз подвел ее и не могу сделать это снова.

Прийя вздрагивает, когда я прохожу мимо нее. Меня учили, как вести себя в ситуации, когда на тебя направлено дуло пистолета, и я знаю, что делать. Я просто не хотел, чтобы меня вынудили так поступить. Я быстро хватаю Прийю за запястье — у нее нет времени среагировать. Однако она нажимает на курок и делает симпатичную дырочку в стене, в которую я ее вмазываю. Я отступаю, пока она сползает на пол. Глаза у нее закрыты, и я вижу, что она ударилась головой, но жива. Скоро сюда прибудет подкрепление, и они о ней позаботятся. Времени ждать нет.

— Извините, — шепчу я, прежде чем выйти из дома и отправиться в лес.

Я люблю лес в это время года.

Звуки, запахи, крики.

Особенно в темноте.

У каждого есть место, куда он убегает, когда мир становится слишком громким. Это место — мое.

Нет ничего лучше, чем идти по хрустящим опавшим листьям, вдыхать холодный деревенский воздух и знать, что ты следуешь от одного момента в твоей жизни до другого. Иногда мне кажется, что пункт назначения совсем не так важен, как тот факт, что ты куда-то направляешься. Надо научиться наслаждаться путешествием, а не только его конечной точкой.

Люди часто используют выражение «мы сделали это», но гораздо лучше быть в пути, чем куда-то прибыть. Если вы преуспеете слишком быстро или прибудете слишком рано, это всего лишь будет означать, что вам больше некуда идти. Успех как любовь — не все могут оценить его, даже если он у них есть. А жизнь — это движение вперед без остановок. Никогда не оглядывайтесь назад — от этого вы только почувствуете себя потерянными.

Именно это я чувствую сейчас, потому что я не успеваю найти ее.

Пока что все в основном шло по плану. Я бросила здесь машину Рейчел пару дней назад. Мне понравилось вести машину и показалось, что хорошо будет спрятать ее в этом месте. Раньше я никогда не водила спортивные машины. Это навело меня на мысль обо всем остальном, что я не делала и что другие, вероятно, принимают как должное. Я росла в стесненных финансовых обстоятельствах и должна была работать, чтобы получить то, что имею. Было тяжело, но думаю, это сделало меня сильнее.

Теперь мне просто надо закончить начатое, то есть найти ее раньше, чем это сделает кто-то другой. К этому времени она должна была умереть.

Находить людей на удивление просто, если знаешь как, даже тех, которые не хотят, чтобы их нашли. Полиция и журналисты во многом используют одни и те же инструменты для отслеживания людей. Вы бы изумились, как это легко — не только найти кого-то, но и разузнать все об этих людях. Причем люди бы предпочли, чтобы никто об этом не узнал.

Благодаря моей работе мне было даже слишком легко.

Люди доверяют таким, как я.

В начале пути я сказала, что убью их всех, и подписываюсь под каждым словом.

Четверг 01.45

— Все будет хорошо, мама, — говорю я, сама не веря ни одному своему лживому слову.

Затем слышу отдаленный звук, напоминающий выстрел из пистолета.

По выражению ее глаз я вижу, что она тоже это слышала.

— Мы должны поторопиться. А ты уверена, что эта дорога приведет нас к дому? — спрашиваю я и тащу ее за собой.

— Думаю, да, — шепчет она, наконец вроде бы начиная понимать, что мы в опасности.

Нам удается сделать всего лишь несколько шагов, как я слышу, что кто-то бежит за нами по лесу. Ночь такая тихая, что шум хрустящих веток слышен сквозь деревья. Из-за темноты нельзя определить, как далеко они от нас, или что-то разглядеть, но я знаю, что они приближаются. В голове в быстром темпе прокручивается несколько вариантов возможного развития событий. Ни один не сулит ничего хорошего.

Мы не сможем убежать от них.

Сейчас нам лучше всего спрятаться.

Я бросаюсь к земле и тяну мать за собой.

— Извини, мама, но сейчас веди себя тихо и спокойно, хорошо? — шепчу я.

Она кивает, словно понимает. Судя по звуку, кто-то добежал до того места, где мы находимся, и остановился. Задерживаю дыхание — мне очень хочется, чтобы они повернули обратно или побежали в другую сторону. Но мое желание не исполняется. К нам кто-то приближается. Пытаюсь придумать способ защитить себя и маму, пальцы ищут на земле камень или хотя бы палку, но не находят ничего подходящего. Как бы мне ни хотелось бороться до конца, наверное, час настал.

И тут я вижу фонарь, который светит между деревьями, и скоро нас находит луч. Сначала свет ослепляет меня, и я не вижу, кто это.

— Анна? — произносит голос в темноте.

Я заслоняю глаза, а затем смаргиваю слезы, когда узнаю стоящего поодаль человека.

Никогда я так не радовалась при виде бывшего мужа.

— Анна? Это ты? — снова зовет он.

— Да! Джек, слава богу, что ты здесь!

Он улыбается, пробираясь к нам сквозь деревья. Мы в безопасности. Я испытываю огромное облегчение. Я знаю, что Джек выведет нас отсюда и что теперь нам ничего не угрожает.

И тут за его спиной различаю чей-то неясный силуэт.

Он поворачивается, чтобы увидеть, на что я смотрю, но слишком поздно.

Звук стрельбы эхом отзывается в лесу, и Джек падает на землю.

На секунду, может быть, на две или три все замирает и замолкает, словно сама жизнь остановилась, чтобы увидеть, что случится потом. Затем срабатывает какой-то дикий инстинкт самосохранения. Я поднимаю маму и произношу единственное слово, оставшееся в моем словарном запасе: