Кошки выбежали из сарая, за исключением одной в углу. Кит Кэт.

Он выглядел худым и испуганным, а на месте хвоста теперь был окровавленный обрубок.

Я взяла его и понесла домой, всю дорогу безостановочно плача. Положила его в переноску, где он будет в безопасности до прихода мамы. Затем поднялась в свою комнату и стала писать письмо.

После того что случилось с Кэтрин Келли, я все время чувствовала себя ужасно. Я считала, что все произошло по моей вине — ведь это я пригласила девочку в тот вечер. Я не знала, правдивы ли слухи о ее самоубийстве, но решила, что если кто и заслуживает смерти, то это я. Я описала все, что случилось, чтобы мама не винила себя, когда найдет меня.

Я собиралась свести счеты жизнью с помощью школьного галстука, но не смогла этого сделать и разорвала записи, бросив их в камин в моей комнате.

Последующие несколько месяцев я занималась только учебой. Я получила высшие баллы за экзамены и выиграла стипендию в школу-интернат далеко отсюда. Это разбило сердце моей матери, но у школы была потрясающая репутация, и она не пыталась остановить меня. Я так и не сказала ей, почему на самом деле захотела уехать.

Пальцы лихорадочно ищут на земле телефон, который я только что уронила в темноте, среди опавших листьев и грязи. Найдя его, случайно включаю подсветку экрана и вижу, что у меня осталось совсем немного зарядки. Нажимаю на кнопку «Контакты», набираю номер Джека и шепчу:

— Возьми трубку. Возьми. Возьми.

Я так удивлена и обрадована, когда он отвечает, что не знаю, что сказать. Затем все слова выскакивают одновременно.

— Джек, это я. Я в беде, и мне нужна твоя помощь. Я знаю, кто убийца. Пятая девочка на этом фото — женщина по имени Кэт Джонс. Она ведущая новостей на «Би-би-си», мы вместе ходили в школу, и там произошла одна неприятная вещь. Это было двадцать лет назад, в день моего рождения, может быть, поэтому. Тут есть дом, не знаю, где, но где-то в лесу. Думаю, она его убила, думаю, она убила их всех и идет за мной. Пожалуйста, поторопись.

— Мисс Эндрюс, это сержант сыскной полиции Пэтел. Джек сейчас ведет машину, — говорит голос на другом конце.

Она произносит это до неприличия расслабленно, словно не слышит, что я только что сказала.

— Мне надо поговорить с Джеком, прямо сейчас.

Я кричу и одновременно плачу. Слышу, как за моей спиной хрустит ветка, но, обернувшись, вижу только зловещую тьму и призрачные очертания мертвых деревьев.

— Мне надо, чтобы вы сохраняли спокойствие, — продолжает голос в телефоне. — Мы направляемся к вам, но нам нужна локация. Вы можете сказать еще что-нибудь о том месте, где вы находитесь? Что вы видите?

Сморгнув слезы, снова вглядываюсь в темноту, но там ничего нет, кроме леса. Я не могу точно сказать им, где нахожусь, потому что не знаю. Вытираю лицо рукавом куртки, поворачиваюсь и вижу кое-что еще.

Она стоит прямо за мной, одетая в белое.

Четверг 01.30

— Анна отключилась, — говорит Прийя.

— Что? Где она? Что она сказала? — спрашиваю я, продолжая вести машину настолько быстро, насколько мне хватает смелости на темных сельских проулках в разгар ночи.

Мы взяли машину Зои. За рулем я чувствую себя более комфортно, но по-прежнему не доверяю Прийе. Она схватила мой телефон, как только он зазвонил, словно не хотела, чтобы я сам ответил. Хотя это может быть из-за скорости — она несколько раз проверила ремень безопасности.

— Анна упомянула лес, — говорит Прийя, держась за борт машины, когда я в очередной раз поворачиваю быстрее, чем следовало бы.

— Превосходно, это очень поможет в городе, окруженном лесами, — огрызаюсь я.

— Я просто пересказываю вам ее слова.

— Это точно была она?

— Да.

— Позвоните техникам, пусть они немедленно установят, откуда поступил сигнал ее телефона. Затем позвоните Анне.

Прийя делает так, как ее просят, но я слышу только одну сторону разговора, который она ведет с кем-то из штаб-квартиры. К концу звонка у нее меняется тон.

— Что такое? Что не так? — спрашиваю я, когда она отключается, но она не отвечает.

Отрываю глаза от дороги буквально на секунду, чтобы взглянуть на нее, а когда поворачиваюсь обратно, прямо перед нами стоит олень. Его глаза сияют в свете фар, огромные рога кажутся смертельно опасными, и он не шевелится. Бью по тормозам, и мне едва удается вовремя увернуться, чтобы не сбить его. Через несколько секунд мы врезаемся в старый дуб.

Сначала мне кажется, что я умер.

— Господи Иисусе, — говорит Прийя, трогая свой затылок, словно ей больно.

— Извините, — говорю я и мысленно проверяю, нет ли у меня повреждений, но ничего не нахожу.

У меня немного болит грудь, и я по-прежнему так крепко сжимаю руль, что костяшки пальцев словно вот-вот прорвут кожу на руках. Замечаю, что олень исчез.

— Все в порядке, я по-прежнему цела, а вы? — спрашивает Прийя.

— Думаю, да.

Она наклоняется почти до самого пола. Сначала мне кажется, что ее сейчас вырвет, но она поднимает свой телефон и набирает номер Анны. Возможно, я был не прав, не доверяя ей, — она пытается помочь мне. Даже сейчас, когда я чуть было не убил нас обоих.

— На мобильном Анны снова сразу же включается автоответчик, — говорит она. — Может быть, села батарейка, или нет связи…

— Или телефон кто-то выключил, — заканчиваю я предложение.

— Есть и хорошая новость. Согласно Гугл-картам, старый дом Кэтрин Келли находится в пяти минутах ходьбы отсюда.

Прийя расстегивает ремень безопасности и снова трогает свой затылок.

— Вы уверены, что в состоянии идти? — спрашиваю я.

— Полагаю, сейчас мы это выясним.

Мы оставляем машину, это мудрое решение в свете помятого капота и мигающих сигнальных огней на приборной доске. Я даже не беру ключи и не пытаюсь закрыть дверь, мы не можем терять время. Прийя на удивление быстро двигается. Она прокладывает нам путь между черными ветками древних деревьев и бежит вперед, словно была здесь раньше и знает дорогу. Моя грудь болит при каждом вдохе. Когда мы въехали в дерево, я ударился о руль и, по-моему, сломал ребро. Мне кажется, что с каждым шагом мое дыхание становится все более хриплым и натужным.

Прийя останавливается прямо передо мной.

— Вы слышали? — шепчет она.

— Что?

— Судя по звуку, кто-то бежит в противоположном направлении.

Слегка выпрямившись, она стоит ровно и совершенно неподвижно, как изумленный олень, которого мы видели несколько минут назад. Но моя коллега сейчас больше похожа на сову: медленно поворачивает голову то в одну, то в другую сторону, а ее большие карие глаза мерцают в темноте. Я ничего не слышу, кроме обычных звуков ночного леса, но вспоминаю, что Прийя — городская девочка.