— Ого. А в чем проблема?

Полковник криво улыбнулся.

— Видишь ли… мы как та змея — гремучка. Перед тем, как ужалить, мы предупреждаем — уйди с дороги.

— Откровенно говоря, Марк… какого черта происходит?

— Никакого. За исключением того, что мне позвонил трехзвездный генерал. И приказал решить вопрос.

— Даже так.

— Да.

Вебб решил сменить тактику.

— Послушай. Возможно, я лезу не в свое дело, но… Я ведь там был, как и ты. У меня нет желания насрать в чей-то суп, тем более в твой. Просто скажи мне, в чем там проблема и я перестану копать.

Полковник помолчал. Неподалеку — техники занимались вертолетом Ми-17, с гор — дул горячий, пустынный ветер.

— Я лично знал этого капитана — другим, более доброжелательным тоном сказал он — но имей в виду, это все неофициально. Я ничего не говорил тебе, и если меня вызовут в какой-то сраный комитет Конгресса я просто буду все отрицать, и ты не докажешь обратного. Вся информация уничтожена. Ее просто нет.

— Не вопрос, брат.

— В две тысячи четвертом — мы вошли в Ирак, и уже через несколько месяцев там началась гражданская война. Мы оказались в положении кота, брошенного в амбар с дерущимися там крысами. Никто не знал что делать. Они просто убивали друг друга, и нас заодно. Количество потерь катастрофически росло, контрразведка просто не поспевала за происходящими событиями, да и… мало что понимала в происходящем.

…

— Когда стало понятно, что ситуация выходит из-под контроля, кому-то в Пентагоне пришла в голову идея порыться по сусекам и посмотреть, нет ли там чего интересного. Вспомнили про школы Америк и ее выпуски. Мы готовили латиноамериканских специалистов по программам контрреволюционной войны многие годы. Это были подготовленные специалисты, многие из которых прошли через гражданские или партизанские войны в своих странах. И в жестокости им не было равных.

…

— Мы присмотрелись к трем странам — Чили, Колумбии и Сальвадору. Чили представляла серьезный интерес, потому что у них был спецназ ВМФ, полностью подготовленный по стандартам наших морских котиков, они тренировались на наших базах, проходили совместные тренировки. Плюс — в чилийских армии и флоте обязательно свободное владение английским, таким образом, мы имели отряд из отлично подготовленных морских котиков, имеющий навыки борьбы с партизанской и подрывной деятельностью, оставшиеся со времен диктатуры Пиночета, полностью двуязычный, и не принадлежащий к Соединенным штатам Америки. Все их действия мы могли правдоподобно отрицать.

…

— Мы обратились к Чили с неофициальной просьбой помочь, и они прислали в Ирак отряд. Мы создали под них частную охранную компанию, хотя работали они на нас. Заместителем командира, а потом и командиром объединенного отряда — был как раз капитан Кабрал. Он был лучшим из всех — курс морских котиков в Коронадо, совместные учения, затем Школа Америк и курс контрреволюционной войны. Такими же были и его люди. И к две тысячи восьмому году восстание удалось победить или, по крайней мере, временно приостановить. Методами, на применение которых мы никак не могли официально пойти. И применение которых — все будут отрицать.

Вебб не мог поверить своим ушам.

— То есть, ты хочешь сказать, что Кабрал… был нашим… палачом в Ираке?!

— Он не был палачом, ты неправильно понял. Они не занимались выбиванием информации в камерах пыток. Он и его люди участвовали в грязной войне на улицах иракских городов… вместе с сальвадорцами, колумбийцами, поляками и бог знает кем еще. Они выполняли приказы американского командования в Ираке — те, которые не мог выполнить никто другой. Похищали, убивали, подрывали, исполняли. И если бы не они, мы бы потеряли в Ираке не пять тысяч наших солдат, а пятьдесят тысяч. В две тысячи восьмом году, после того как война была фактически выиграна — капитан Кабрал и его люди покинули Ирак. Под гарантии генерального атторнея США, что к ним никогда не будет никаких претензий по поводу того что они делали.

— Да… но он сейчас занимается антиамериканской деятельностью!

— У тебя есть железные доказательства этого?

…

— Вот видишь. Те, кто в Ираке был майорами и подполковниками — сейчас генералы. Некоторые из них знают Кабрала и его людей. Некоторые из них обязаны ему положением, а то и жизнью, многие помнят, что он делал для США там. А некоторые — замазаны в том, что происходило в Ираке по уши и готовы на все, чтобы грязное прошлое не выплыло наружу. Чтобы этого не допустить — они готовы рубить концы. И рубить они будут с той стороны, с которой их проще отрубить. То есть, с твоей. Кабрала нелегко найти и еще сложнее — убрать. А тебя… вот он — ты.

…

— Так что на твоем месте — я бы немедленно свернул всю деятельность в отношении капитана Кабрала и никогда больше о нем не вспоминал. Иначе… ты даже не поймешь, с какой стороны по тебе нанесут удар.

Утром Токарев прибыл в областное УВД злой как черт. Причин было много. Первая — с Альбиной, той певичкой из Космоса у него вчера не получилось. Осечка… может, нервы, может еще что — но не получилось. Надо бы к сексопатологу сходить… может, лекарства какие-то пропить… да до сексопатолога ли… такие дела творятся, скоро самого раком поставят. Второе — расследование по Папе ни хрена не продвигается. И Токарев хорошо понимал, почему. Молодежь. Раньше в отделах была старая гвардия, которая передавала опыт молодежи… сейчас никого ни хрена не осталось, а молодежь — только липовать и показатели накручивать умеет. А когда по-настоящему работать надо — облом. Элементарных навыков ОРД нет. Агентуры нет. Ничего нет.

Ну, вот и что, б… делать?

В коридоре он нарвался на Резницкого. Тот многозначительно осмотрел его с головы до ног.

— Владимир Петрович… зайдите.

В кабинете, который теперь принадлежал Резницкому — уже произошли кое-какие изменения. Вместо картины одесского порта, которую купил и повесил Семидрев — висел потрет Кобзаря. С…а гладкая…

— Владимир Петрович… вы проигнорировали оперативное совещание с участием всех начальников служб и отделов…

Токарев ничего не ответил.

— Я прекрасно понимаю вас… Богдан Иванович был … настоящим полицейским, у которого можно было учиться…

— Он не был полицейским — сказал Токарев.

— То есть?

— Он всегда говорил — я мент.

Резницкий выдохнул.

— Хорошо. Подвижки по делу есть?

— Нет.

Резницкий стоял как-то странно… он покачивался с пятки на носок… как будто делал гимнастику.

— Дело об убийстве Семидрева… раскрыть надо, это дело нашей чести. Но и бросать все силы уголовного розыска на это дело мы не имеем права. Ответственность за город с нас никто не снимал, верно?