— Не верю, не может быть! Я с ней общался больше чем ты, я ее лучше знаю. Не могла она это сделать! Она добрая.

Заколов сильно расстроился. Даже радость от поступления, которая минуту назад переполняла его, сжалась в маленький комочек, ухнула куда-то в глубины памяти и воспринималась уже как нечто давно случившееся. Неужели он совсем не разбирается в людях? Еще вчера следил за Борисом, до этого подозревал Павленко — эх, да что вспоминать! Он никак не мог собраться с мыслями.

— Как думаешь, убийства теперь закончатся? — спросил он Сашку.

— Зависит от того, устроят ли ее результаты экзаменов. Для нее же все на волоске висело. Если цель уже достигнута, то убивать ни к чему, а если нет, и остается хотя бы маленький шанс, то… Я даже не знаю, что и подумать.

— Ну не сейчас же, не здесь? — С надеждой в голосе, будто от Сашкиного ответа что-то зависело, спросил Тихон, оглядываясь вокруг. — Ведь столько народа!

— Сейчас это действительно проблематично, слишком оживленно, — согласился Сашка. — Хотя давай пока останемся, что-то я ее сегодня еще не видел. Сейчас схожу, узнаю ее оценку.

Наташа шла в институт одна. Она долго сидела в комнате и ждала, что кто-нибудь за ней зайдет, как бывало прежде, и предложит идти вместе. Но в коридоре хлопали двери, слышались оживленные голоса, торопливые шаги, а к ней никто так и не постучал. Она вышла позже всех и медленно брела по пыльному тротуару с обречено опущенной головой. Ее взгляд был направлен на любимые босоножки, но не отражал их в сознании. Она не видела отросших ногтей, которые еще несколько дней назад собиралась постричь и покрасить ярким лаком. Она не замечала дороги, ноги сами несли ее привычным маршрутом, словно на автопилоте.

Как-то мгновенно, за один-два дня вокруг нее образовался вакуум. Все стали сторониться ее, а некоторые пугливо поглядывали вслед и шушукались, будто пересказывали друг другу таинственный порочный слух. Неужели все из-за той ночи, что Тихон провел в ее комнате? Или причина в другом, более серьезном? Где она совершила роковую ошибку?

Она подошла к институту последней. Здесь еще оставались очень многие, из тех, кого она знала, но никто не перекинулся с ней даже ничего не значащим приветствием. Она прошла сквозь толпу как магнит, отталкивающий однополюсные заряды.

Около стенда уже никого не было. Наташа отыскала свою фамилию — четверка. Мгновенно у нее вспыхнула злость. Ей не дали, не дали дописать на чистовике ее любимую тему про Наташу Ростову! Если бы она все аккуратно переписала, то, конечно, получила пятерку, ведь она излила там все чувства и мысли. А ошибок в сочинениях она никогда не делает! И зачем она не сдержалась и закричала тогда около трупа? Лучше бы вернулась в аудиторию и продолжила писать сочинение. Ну что ей стоило собрать волю в кулак ради отличной оценки. Пусть бы эту девчонку обнаружил кто-нибудь другой.

Она злилась то на себя, то на приемную комиссию и не обратила внимания, что высшую оценку — пятерку, не получил никто. В этом техническом ВУЗе пять баллов за сочинение традиционно никому не ставили.

Увидев проходной балл и подсчитав сумму своих баллов — 17,25 — она расстроилась еще больше. Многие уже веселятся и могут считать себя студентами, а она… Неужели она пролетела? Неужели придется ждать следующего года? Ведь столько сил отдано этой цели. Зачем она поступала именно в этот институт? Ведь собиралась же в другой, все из-за Светки! Она ее уговорила.

Неужели все потеряно? Или есть еще шанс? Что там обсуждают рядом? Существует полупроходной балл, и кого-то обязательно примут даже с такими оценками, как у нее. Может, еще можно что-то сделать?

Она вышла во двор. Какой-то парень кружил на руках хохочущую девушку, потом отпустил руки, и девушка каблуком угодила Наташе по ноге. Сильная боль подхлестнула злость. Наташа крикнула на девушку, но та продолжала хохотать, так ничего и не заметив.

На глаза Наташе попался Тихон.

— Как дела? — с настороженной вымученной улыбкой спросил он.

— Как у негра в заднице, — выругалась Наташа и захромала прочь. Из красивых глаз от боли и обиды текли слезы.

— Наташа! — крикнул Тихон, не решаясь идти за ней. Но девушка не обернулась.

Заколова одернул Евтушенко.

— В таком настроении от человека можно ждать чего угодно, — спокойно изрек он, глядя вслед удаляющейся девушке. — Но у нее еще есть шанс. По-моему у нее 17,25 получается. Интересно, сколько таких людей, и сколько из них окажутся лишними?

— Пойдем в общагу, — грустно предложил Тихон. — Я Тротю хочу выпустить на волю. Сам посидел в камере и понял, каково пауку в банке. Хоть кому-нибудь сделаю хорошее.

Он двинулся первым, печально глядя под ноги. Сашка мимоходом взглянул на место около забора, где просидел несколько часов, считая девушек. Вдруг, между прутьев забора он заметил чьи-то глаза. Кто-то прятался с той стороны и внимательно разглядывал толпу перед институтом. Это показалось подозрительным.

Сашка остановился и, сначала нерешительно, а потом, перейдя на бег, поспешил туда. Глаза за забором заметили его и тут же исчезли. В последний момент узкие щелочки глаз ехидно улыбнулись.

Тихон в замешательстве шагал по дорожке. Сашка нагнал его, попытался рассказать о странном эпизоде, но друг, погруженный в невеселые мысли, лишь вяло махнул рукой.

Заколов был потрясен. Он не хотелось верить, что та, кого он успел узнать только с хорошей стороны, является хладнокровным убийцей.

Ребята шли медленно. Вскоре их догнал Борис.

— Лизка чуть-чуть не добрала. Полупроходной у нее. Мамахен, канечно в ярости. Сказала, запрет ее и никуда сегодня не выпустит.

«Полупроходной — какое слово неприятное, — подумал Тихон, — Звучит, как полумертвый».

Вечером в общежитии больше всех веселились ПО-шники, поступавшие после Подготовительного отделения. Для них все было ясно: сдал без двоек — ты уже в институте.

Совершенно счастливый Боня, получивший все тройки, ходил с неполным стаканом из комнаты в комнату. Он знал всех, все знали его. Заколов первые дни даже не мог понять, в какой комнате проживает вездесущий Боня, и есть ли у него нормальное имя? Кучерявого парня можно было встретить где угодно, и всюду он чувствовал себя как дома.

Потом оказалось, что зовут его Владимир Шумаков, а живет он вместе с двумя братьями-близнецами, тихими и замкнутыми. Как они с ним уживались, уму не постижимо!

Этим вечером Боня заходил в каждую комнату. На дне его стакана плескалось вино. Он сходу, в зависимости от итоговых результатов присутствующих ребят, провозглашал тост за удачное поступление или, в крайнем случае, за будущие непременные успехи, выпивал остатки вина, и подставлял стакан для новой порции. Ему, конечно, наливали. Если стол был хороший, он задерживался, если не очень — сразу шел к другим, и процедура повторялась.