Все большее количество врачей стало отдавать предпочтение более агрессивной хирургии. Подобные процедуры описаны в голландской, французской, английской и немецкой специальной литературе. Одним из самых влиятельных трактатов был трехтомный труд Лоренца Хейстера «Общая система хирургии», который был быстро переведен с латыни на немецкий и английский языки [337]. Хейстер написал о том, что провел многочисленные экстирпации раковых опухолей груди по размеру «больше, чем кулак» и даже вырезал опухоль весом в двенадцать фунтов (илл. 84)! До середины XIX века эти операции проводили без анестезии, как и любые другие операции. Чтобы унять боль, пациентам давали вино и лишь изредка опиум.

84. Лоренц Хейстер. «Общая система хирургии». Лондон, 1748. Мастэктомия и необходимые для нее хирургические инструменты. На этой иллюстрации показан метод немецкого врача Лоренца Хейстера, которым тот проводил удаление раковых опухолей грудной железы и мастэктомию, а также те инструменты, которыми он при этом пользовался.

Английская писательница Фанни Бёрни описала ужас мастэктомии, которую она перенесла в октябре 1811 года. Она описала все в письме к сестре, живущей в Англии, поэтому мы имеем отчет из первых рук, написанный не с точки зрения хирурга или биографа, жившего позже, а с точки зрения самой пациентки с раком груди.

Бёрни вышла замуж за французского дворянина д’Арблэ, пока он жил в Англии в изгнании. После революции она вернулась вместе с ним во Францию, где их принимали в высшем свете. Женщина обратилась к знаменитому военному хирургу Наполеона Барону Ларрею, когда у нее начались частые и острые боли в груди. Посоветовавшись с двумя своими помощниками, Ларрей решил оперировать. По словам Бёрни: «Я была приговорена к операции всей троицей. Я была изумлена и разочарована, так как бедная грудь не потеряла свою окраску и была ничуть не больше своей здоровой соседки»[338]. Боясь, что «дьявол полезет вглубь» и ее жизнь окажется в опасности, Бёрни согласилась на операцию.

Ей удалось добиться от хирургов только одного обещания: они предупредят ее об операции всего лишь за четыре часа до процедуры. Ей казалось, что так будет легче найти силы, чтобы «встретить надвигающийся удар». Три недели спустя утром, когда она еще лежала в постели, ей сообщили, что хирурги будут у нее в десять часов. Бёрни настояла на том, чтобы операцию перенесли на вторую половину дня, чтобы у нее было время к ней подготовиться, так как операция должна была состояться в ее собственном доме. Она вспоминала:

Это было написано в те время, когда рак груди был сугубо личным делом и говорили о нем только с самыми близкими и дорогими людьми, и то тщательно подбирая слова. Но как автор «Эвелины» и других хорошо известных романов, Бёрни понимала, что ее письмо, отправленное сестре, будут читать члены семьи и друзья, и его не выбросят. Дальнейшее описание носит отпечаток таланта романистки.

Возмущение женщины сменяется ужасом. Ей сказали лечь на кровать, которую поставили в салоне. Она на мгновение «испытала замешательство» и даже подумывала о бегстве. Но когда Бёрни услышала, как врачи приказывают горничной и двум нянькам выйти из комнаты, к ней снова вернулся голос. «Нет, — закричала я. — Позвольте им остаться!..» Врачи заспорили, и это привело ее в чувство. Но горничная и одна из нянек убежали. Я велела другой няньке подойти, и она повиновалась. Господин Дюбуа попытался отдавать команды на военный лад, но «я сопротивлялась всему, чему можно было сопротивляться». В последнем акте восстания против судьбы Бёрни собрала все женские силы против мужских. Но две трети ее «войска» бежали, и она осталась перед нападающими самцами лишь с одной нянькой. Женщина с тоской думала о своих сестрах в Англии, как о будущей защите.

Описание самой операции, сделанное Бёрни, представляет собой одну из вех в литературе, посвященной раку груди. Свою историю она рассказывает настолько откровенно, что остается только восхищаться мужеством автора и во время собственно операции, и позже, когда она заставила себя пережить все снова, перенося свои чувства на бумагу.

Потом ее уложили на кровать, прикрыв ей лишь лицо батистовым носовым платком, сквозь который было все видно. Она закрыла было глаза, чтобы не видеть «сверкание полированной стали», и услышала голос доктора Ларрея: «Кто будет держать грудь?» И Бёрни ответила, что будет держать ее сама. И только в этот момент по тому, как палец доктора провел сначала «прямую линию по груди сверху вниз, затем линию поперек и очертил круг», женщина поняла, что ей удалят всю грудь. Тут Бёрни снова закрыла глаза, «отказываясь смотреть, сопротивляться, вмешиваться, и печально согласилась совершенно покориться».

И началась «самая мучительная боль».

Бёрни продолжает вспоминать невыносимые подробности «ужасного отрезания» и ужасный скрежет ножа по грудной кости. Операция длилась двадцать минут — двадцать минут «в высшей степени невыразимой муки», которые терпела женщина в полном сознании, получившая в качестве анестезии всего лишь бокал вина. Нет ничего удивительного в том, что Бёрни потребовался почти год, чтобы обрести способность «говорить об этом ужасном деле» и написать письмо, которое дошло до нас как самый ранний отчет об операции рака груди с точки зрения пациентки.