— Ай-яй-яй! Куда это годится? — но женщина вовсе не думала того, что она говорила. Смысл сказанного ею был совершенно иной. Она была польщена.

— Но я же ничего не позволял себе. Ничего, что можно было бы счесть недостойным. Не так ли?

— Так.

— Я встретил тебя слишком поздно. Если б повернулось иначе, я бы женился на тебе, а не он.

— А ты уверен, что я полюбила бы тебя?

— Я бы добился твоей любви, — он смотрел на Гуннарсдоттер очень строго. — Может, все-таки выйдешь за меня? Уверен, Регнвальд бы не обиделся.

— Уверена, что не обиделся. Да только зачем тебе это? Ребенка я уже не рожу...

— А вдруг?

— Не рожу, я сказала. А кому ты можешь заплатить выкуп? Отец мой мертв, брат погиб в Исландии четыре года назад. Сыну? Ну вот еще, позволю я сыну распоряжаться мной. Кроме того, он меня тебе бы не отдал. Он ревнует. Так что брось.

— Ты не хочешь выйти за меня потому, что ты — христианка? Верно?

— Не совсем. Это соображение стало бы для меня очень значимым, если б я все-таки задумалась о свадьбе с тобой. Хоть, может, это и неправильно, но я полагаю, что каждый волен верить в того Бога, который ему по душе. Лишь бы он верил.

— Так, значит, тебе ничто не мешает. Выходи за меня.

Она отрицательно покачала головой.

— Брак нам ни к чему.

Альв еще раз дернул плечом и потянулся расправить край плаща, на котором она полулежала.

— Очень жаль, что ты так полагаешь.

Путешествие шло своим чередом. Первые две остановки они сделали на побережье Инсвича, Области Датского права, потом шесть — на землях Нортимбраланда. Здесь она ничего не опасалась ни для себя, ни для своих людей. Да и дальше, на земле скоттов и пиктов — не опасалась ничего. Местные жители, конечно, ненавидят викингов, но не так же глупы крестьяне, чтоб нападать на отряд северных воинов. Да они счастливы будут, что их не тронули.

Драккар держался у самого берега. Хильдрид опасалась открытого моря, она боялась, что в бурю, если таковая случится, не удержит правила. Хотя, конечно, в это время года бури случались нечасто, но бывает всякое, и с особой пристальностью женщина следила за облаками, морем и ветром. И запах, и вкус, и цвет того, другого и третьего могли сказать все о том, будет ли буря или нет, и какая она будет. Пока ничего не предвещало непогоды, и это немного успокаивало женщину.

Но лишь немного. Ее томило беспокойство, а почему и отчего, она не могла понять. Поскольку причин бояться у нее не было, Гуннарсдоттер пыталась не обращать внимания, но получалось плохо. Хильдрид все время была начеку, она то и дело просыпалась по ночам, хваталась за оружие — и тут же ложилась обратно на расстеленный плащ, потому что бодрствующий дозорный, подкладывавший бревешки в огонь, оглядывался на нее и смотрел вопросительно.

Ничто не предвещало беды.

Когда миновали Бервик, беспокойство дочери Гуннара почти улеглось. Она вдруг ощутила огромное облегчение и повеселела. В Бервике удалось купить маленький бочонок яблочного сидра, который женщине-ярлу не очень понравился, зато остальные пробовали напиток с удовольствием. Порции, пришедшиеся на каждого, были не настолько велики, чтоб упиться всласть, а лишь развеселиться слегка. И викинги развеселились: они немного попели песни, с удовольствием горланили балладу о старике Торе, которую подхватила даже Хильдрид, уж больно она была забавная, а также датскую балладу о Хавборе и Сигне.

Спев со всеми вместе, Гуннарсдоттер вдруг погрустнела. Она и сама себе изумлялась, но после датской баллады веселье вдруг потеряло для нее всю ценность. Не желая портить развлечение своим людям, она незаметно встала и отошла в сторону, и улеглась на земле, между корней огромного, вывороченного ветром дерева, где уже ждал ее расстеленный плащ и котомка с запасной одеждой, которую удобно класть под голову.

Сон нахлынул на нее, как волна на гальку прибрежной полосы. На этот раз она поняла, что спит, когда ее плеча коснулась чья-то рука. Ей почему-то стало очень хорошо и спокойно, будто она наконец попала домой. Она смотрела в пустоту, расцвеченную звездами, и думала, что уже видела все это.

— Как ты? — произнес знакомый голос. — Как ты?

Она во сне заплакала, услышав голос мужа. Даже не оборачиваясь, женщина уже знала, что никого не увидит. Но все-таки обернулась — и действительно ничего не увидела, только все ту же расцвеченную бездну звезд. «Мы в разных мирах, — со страхом подумала она. — Мы не можем видеть друг друга. Но я же видела его».

— Я же видела тебя, — проговорила она. — Видела.

— Видела. Хотела видеть, — ответ звучал мягко. — И я тоже хочу.

— Ты меня не видишь?

— Я тебя чувствую. Я тебя почувствовал — и вот я здесь. С тобой.

— Я хочу быть с тобой, — сказала она.

Может, он хотел что-то ответить, а может, и нет. Сон вдруг прервался, и Хильдрид поднялась на локте. Викинги уже разошлись спать, и лишь двое дозорных готовились сидеть у огня всю ночь — им предстояло отсыпаться на палубе драккара. Рядом с ней, тоже в объятиях вывороченных из земли корней, спал Альв. Лицо у него было спокойное, даже счастливое.

«Кого он видит во сне? — подумала она невольно. — Может, девушку, которую любил когда-то, но с которой не свела судьба? Или кого-то еще? »

Утром она уже была совершенно спокойна и почти безмятежна. И если что-то тревожное еще оставалось в глубине ее души, то никто не мог бы этого увидеть. Весь день пути до остановки на ночь она делала все, что необходимо, почти ни с кем ни о чем не разговаривала и, казалось, была погружена в собственные мысли. То и дело Альв обращал на нее озабоченный взгляд, но она и ему не отвечала. А когда выбрали место для ночлега и на плечах вынесли драккар на берег, она прислушалась и, вдруг заулыбавшись, сказала Альву:

— Слышишь? Играют.

Викинг прислушался. Действительно, откуда-то из леса, едва слышно, доносился звук, который Альву уже однажды доводилось слышать. Звук волынки, инструмента, на котором, кажется, играют скотты. Мерзкий инструментишка.

Хотя, впрочем, доносящийся издалека звук был почти приятным.

Едва ли в трех милях севернее парень в оборванной одежде местного — сером длинном пледе, обернутом вокруг тела, таком грязном, что и клеток-то на нем не рассмотреть — пробирался по лесу вдоль берега. Несмотря на то, что земли эти были ему знакомы с детства, он то и дело оступался, вяз в зарослях, может, потому, что слишком спешил.

Босые ноги больно кололи мелкие камни, прячущиеся во мху. Чтоб добраться до бухты, пришлось карабкаться по скалам, потому что в обход идти было бы слишком долго, а парень торопился. Он ухнул бегом по склону вниз, и тут же попал в руки дозорного викинга в кожаном доспехе поверх грязной рубахи, воняющей прогорклым салом. Тот, изумленный прыгнувшим прямо на него местным жителем, был так ошеломлен, что даже не попытался схватиться за меч. Обошелся сильным ударом кулака в лицо. От мощного тычка парень кубарем покатился на землю.