Раскаяния за свой поступок Алехан не испытывал ни малейшего – его подробнейший отчет императрице написан веселым, легким, остроумным слогом, и, как всегда водилось в таких делах, Балафре свои заслуги ставил крайне высоко, долго расписывал, какое это было опасное предприятие, как его могли в два счета пристукнуть бешеные конфедераты…

А собственно, господа мои, с какого перепугу он должен был испытывать раскаяние?! Я согласен, что в истории с убийством Петра III Алехан выглядел крайне неприглядно, но тут совсем другой случай. По сути, обычная контрразведывательная операция, потребовавшая притворства и лжи. На том разведка и стоит испокон веков, и стоять будет. В конце концов, Орлов не благонравную наивную девицу похитил из родительского дома, чтобы продать в гарем, а поставил ловушку на откровенную авантюристку, чья деятельность самым недвусмысленным образом шла во вред России. Какие тут раскаяния могут быть?!

В Петербурге «царевну» определили в Петропавловскую крепость, следствие поручили князю Голицыну. Елизавета начала и ему вкручивать свои сказочки, уже чуточку измененные: она, мол, до девяти лет жила и воспитывалась в Германии, а потом трое загадочных мужчин повезли было в Петербург, но вместе Петербурга завезли на персидскую границу, где старая нянька ей проговорилась, что все делается по велению Петра III. Оттуда какой-то добросердечный крестьянин-татарин увез обоих аж в Багдад, а там девочку усыновил персидский богач Али…

И так далее, и тому подобное. Голицын, страдальчески морщась, в два счета разбивал эту брехню. Елизавета похватилась, что знает персидский и арабский – тогда князь ее попросил написать что-нибудь на листочке. И пошел с листочком в Академию наук, где ему специалисты по данным языкам моментально объяснили, что это всего-навсего бессмысленные каракули…

Тогда Голицын начал расспрашивать уже про более близкие к текущему дню дела, начиная с Парижа. Елизавета отпиралась вяло и неискусно: мол, никаких писем не писала, никаких манифестов к флоту не составляла… А это что? – хладнокровно спрашивал Голицын, предъявляя подлинник манифеста. Это? Ну, это так просто, шуточки такие… Почему выдавала себя за дочь Елизаветы? А мне люди так сказали, я и поверила. Какие люди? Не помню, дело было давно…

Примерно так она изворачивалась – а потом просила императрицу о личной встрече, уверяя, будто все вышло из-за того, что ее оклеветали враги. Но она надеется, что императрица во всем разберется, врагов накажет, а ее освободит…

Шляхтичи тоже ушли в глухую несознанку. Один твердил, что знать ничего не знает, ни в каких интригах не замешан, и за самозванкой таскался исключительно из любви к путешествиям. Второй клялся, что дела меж ним и «принцессой» были исключительно постельные, и никакой политикой он не занимался.

Поскольку в России времена стояли новые, никого из троицы не пытали. Екатерина вообще-то говорила, что намеревается законопатить «принцессу» в крепость навечно, но та через несколько месяцев умерла от застарелой чахотки, которой питерский климат и Петропавловская крепость определенно способствовали.

Потом недоброжелатели Екатерины, как водится, твердили, что бедную «княжну» удушили по приказу императрицы, но в это совершенно не верится: из материалов следственного дела видно, что Екатерина чертовски хотела узнать, кто же это все-таки, откуда родом, какой нации и веры?

Ответов на эти вопросы мы никогда уже не получи. Косвенные данные не помогают. Русского «принцесса» не знала – и польского тоже. Говорила только по-французски и по-немецки. К религии – православной, католической, протестантской – относилась совершенно равнодушно. Умирая, она, правда, попросила для исповеди православного священника, но даже в последние минуты врала, как нанятая: что якобы имела в личном владении то самое графство Оберштейн в Германии, что три завещания и манифест к флоту ей кто-то злокозненный «подбросил», а она по простоте душевной эти бумажки переписывала и рассылала, не ведая, что творит…

И умерла. Ее похоронили внутри крепости, в Алексеевском равелине. Осталась совершеннейшая неизвестность – ее жизнь ранее появления в Париже попросту не прослеживалась, хоть ты тресни. Английский посол Гуннинг сообщал Екатерине, что самозванка, по его данным – дочь ресторатора из чешской Праги. Но никаких убедительных доказательств не представил. Сэр Джон Дик уверял, что она – дочь булочника из Нюрнберга. Но и тут – ни малейших доказательств.

Так что происхождение «принцессы» навсегда останется тайной.

А все легенды о ней, которые до сих пор временами появляются без ссылок на источники, происходят из книги француза Кастера, русофоба и писаки крайне недобросовестного. Именно он и сочинил, что самозванка утонула при наводнении, что Орлов с ней якобы обвенчался с помощью маскарадного попа (причем настолько плохо знал реальную историю, что уверял, будто эта комедия состоялась… в Риме(. Наконец, Кастера недрогнувшей рукой написал, будто детей у Елизаветы с Разумовским было аж трое, что «принцесса» получила фамилию «княжна Тараканова» от слободы Таракановки, где родился Разумовский…

Француз и представления не имел, что Разумовский родился в Лемешах Черниговской губернии – а «Таракановки» нет ни в означенной губернии, ни вообще на Украине, потому что в украинском языке никогда не было слова «таракан». Таракан по-украински – «каралюх»…

Именно от Кастера, чья книга – пасквиль на Екатерину II – вышла в Париже в 1793 г., и пошли сказки насчет «Таракановой», гибели в волнах наводнения, а также побасенка насчет мнимого венчания…

Впрочем, его современники были не лучше. Француз Гельбих пытался доказать, что вся эта история – чистая правда, но «принцесса» дочь не Разумовского, а Шувалова. Некто Горани, чья книга вышла в Париже в тот же год, что и «труд» Кастера, всерьез уверял, что «княжна» и не тонула, и от чахотки не умирала – просто-напросто в камеру пришли русские палачи-варвары (в красных рубахах! Бородатые!) и захлестали ее кнутами насмерть…

Да, напоследок. Что интересно, после смерти «княжны» обоих шляхтичей по личному приказу Екатерины освободили, дали по сто рублей на дорогу и велели убираться из России к чертовой матери, предупредив, чтобы помалкивали, иначе под землей найдут и языки отрежут. А если вздумают вернуться в Россию, попадут на виселицу. Этой шушеры Екатерина явно нисколечко не опасалась.

Обрадованные шляхтичи, отделавшиеся лишь несколькими месяцами отсидки, взяли деньги и моментально испарились из Петербурга. Следом отправили слуг, выдав им уже по пятьдесят рублей, кроме горничной – эта оказалась дворянкой, а потому получила целых сто пятьдесят.

На том и кончилась реальная история оставшейся неизвестной самозванки. Вот только время от времени всплывают побасенки, сочиненные еще Кастера…

А после казни Пугачева и смерти «Елизаветы» у Екатерины объявились еще два нешуточных врага. Причем оба они не поднимали мятежей, не выдвигали претензий на трон, не объявляли себя «чудесно спасшимися императорами» или «незаконными детьми Елизаветы». Они вообще ничего не делали – только виртуозили пером над бумагой. Но тем не менее одного из них, Радищева, Екатерина всерьез именовала «бунтовщиком хуже Пугачева». В советские времена обоих полагалось безудержно восхвалять, как людей невероятно прогрессивных.