В этом случае, читатель, нас ждет самая настоящая, «горячая» агрессия. С бомбами, налетами с воздуха и высадками спецназа. И у этой войны – очень веская причина. *Это – убийство потенциального конкурента.*

В двухтомном «Третьем проекте» нам, потратив два года упорного труда, вместе с друзьями удалось вывести формулу невозможного: ухода России от смерти и распада. В «Третьем проекте» мы обрисовали новую стратегию, стратегию прорыва нашей страны в новую эпоху, названную в книге нейромиром. В этом мире русские способны стать первыми и нанести смертельный удар новым кочевникам, опередив США в гонке за вступление в новую эру. Мы исследовали те предпосылки для прорыва, которые уже сегодня есть у русских.

Но отсюда же следует и очень тревожный вывод, друзья-читатели. Ведь если русские начнут прорыв в новую эпоху, уходя в самую голову мировой гонки, если неокочевники почувствуют угрозу своему могуществу, то по нам тут же неминуемо нанесут удар. И удар этот скорее всего будет военным.

Не думайте, что мы преувеличиваем. История знает не один кровавый пример того, как страны, которые осмеливались нарушить планы могущественных гегемонов мира, жестоко наказывали за попытки развиваться по своему разумению. Просто о таких эпизодах мировой хроники почему-то не любят говорить.

Начнем с событий полуторавековой давности. Что представляет собой сегодняшний Парагвай? Нищее захолустье даже по латиноамериканским меркам. А ведь к 1862 году эта страна была самой развитой страной Южной Америки. Но ее подвергли самому жестокому геноциду.

А дело было вот как. После Наполеоновских войн англичане, как и американцы после 1945 года, начинают экономический передел мира. Побежденные европейской коалицией французы успели нанести смертельный удар по Испанской и Португальской империям, которые владели огромными землями Латинской Америки. Не было тогда еще ни Мексики, ни Колумбии, ни Эквадора с Боливией, ни даже Бразилии, равно как и всех других латиноамериканских стран. Испанцы, например, создавали эти колонии, развивали там промышленность и защищали их рынок от проникновения дешевых английских товаров, от экспансии английского (а, вернее, еврейского) банковского капитала. Но Наполеон, разорив саму Испанию, породил сепаратистское движение в Южной Америке. Под знаменами демократии, на манер французской революции.

Конечно, вожакам сепаратистов на всю эту демократию наплевать было. Просто им, как и главам республик СССР, хотелось самим стать хозяевами в своих вотчинах, самим распределять бюджеты, земельные угодья и собственность, торговать сырьем и жить в президентских дворцах. Это движение охотно поддержали англичане. Южная Америка пережила серию жестоких гражданских войн, отпав и от Испании, и от Португалии. Политическую независимость завоевали – а вот экономически попали в самую полную зависимость. Именно с тех пор латиноамериканцы ассоциируются с опереточными генералами-диктаторами, с нищетой людей, с дикой коррупцией и неразвитостью. Но англичане выиграли: новые государства просто завалили их дешевым сырьем и золотом, покупая у англичан все: и потребительские товары, и машины, и корабли, и оружие, и даже брусчатку для мощения улиц. Все велось по уже хорошо знакомой нам формуле: если мы сегодня за импортный компьютер должны отдать три-четыре тонны нефти, то тогда латиносы за манчестерское сукно отдавали горы леса, золота, хлопка, мяса. Особенно богатели первые люди в Англии – еврейские банкиры клана Ротшильдов. Да и молодые США очень скоро присоединились к этому грабежу. Потом они даже вытеснят британцев из этой части света. Но в середине XIX века британцы и американцы работали сообща.

К тому времени латиноамериканские режимы вовсю воровали, сменялись в переворотах, брали взятки и грабили собственные народы. Но только одна страна стояла особняком: гордый Парагвай – там стала развиваться индустриальная цивилизация, которая никак не служила Западу источником дешевого сырья и бросовой рабочей силы. А ведь Парагвай всегда был самой глухой, самой неразвитой провинцией Испанской империи, в людях которой было больше индейской крови, чем иберийской!

Парагвайцы силой оружия отбили попытку тогда еще молодой Аргентины осчастливить себя демократией. Во главе их с 1810 года стоял Хосе Франсиа, образованный правовед. Именно он стал диктатором Парагвая, отбившим все попытки аргентинцев присоединить страну к себе. А дальше, читатель, мы процитируем статью, которую скачали с сайта газеты «Спецназ России». *…Естественно, западным приватизаторам это не нравилось, и уже в марте 1820 года был раскрыт инспирированный зарубежными спецслужбами заговор, во главе которого стояли в основном помещики и высшие офицеры. Франсиа реагировал молниеносно. Руководителей заговора расстреляли. Распоряжением верховного диктатора были высланы из страны все граждане Испании и на два года полностью прерваны отношения с внешним миром. За это «мировое сообщество» заклеймило Франсиа как кровавого тирана, хотя на самом деле за годы его правления преследованиям властей подверглись всего около 1000 человек, из них 68 были расстреляны, а остальные отделались тюрьмой или высылкой.

Чрезвычайное положение, введенное после раскрытия заговора, позволило практически покончить с терроризировавшими население преступными шайками. Резкое сокращение импорта компенсировалось расширением отечественного производства… Снижение налогов на производство стимулировало развитие государственной промышленности. В массовом порядке создавались школы. Парагвай стал единственной страной Южной Америки, где существовало всеобщее бесплатное начальное образование.

Располагая неограниченной властью, глава государства ни разу не использовал ее в целях личного обогащения. Жалованье, установленное ему Конгрессом, он сначала урезал, а потом и вовсе от него отказался, предпочитая жить за счет сбережений, сделанных еще до прихода к власти. Неудивительно, что авторитет Франсиа, получившего в конце жизни от народа неофициальный титул – Верховный (El Supremo), был абсолютен. Когда же 13 октября 1840 года, простудившись во время верховой прогулки, 74-летний диктатор скончался, по всей стране люди рыдали так же, как и 112 лет спустя плакала Россия, узнав о смерти другого Верховного, Иосифа Сталина.

После смерти Франсиа во главе парагвайского государства стал другой известный адвокат, сын бедного сапожника, Карлос Лопес. Поскольку внешняя угроза к тому времени ослабла, новое правительство открыло границы, установило дипломатические отношения с большинством стран мира и стало бурно развивать международную торговлю…

Быстро развивалась страна и при сменившем скончавшегося в 1862 году К. Лопеса его сыне, Франсиско. Его стараниями Парагвай превратился в самую передовую страну Латинской Америки. В ней были богатые, но не было нищих и почти отсутствовала преступность. Парагвай полностью обеспечивал себя тканями, бумагой, стройматериалами, оружием и боеприпасами. Действовала одна из первых в Южной Америке железных дорог, работала телеграфная связь, национальная валюта была устойчивой, как ни в одной другой латиноамериканской стране, а внешнего долга не было вообще.

Существование южноамериканского государства, не позволяющего себя грабить, подрывало все мыслимые устои. Когда же президент соседнего Уругвая решил последовать этому примеру и ограничить произвол английских и американских корпораций, терпение «мирового сообщества» лопнуло.