пред светлые очи Бориса Моисеевича Бальхевича — тщедушного, но очень вредного старика с желтушным лицом. Похоже, он вбил себе в голову, что инцидент со рвотой студентов был заранее спланированным мною актом вредительства, направленным именно против него. А как же иначе ещё объяснить тот факт, что погоняв меня по всем темам в течении полутора часов, заставив решить три заковыристые задачи и убедившись, что придраться не к чему, он тем не менее, нисколько не смущаясь, заявил, что ставит мне четверку, а если я не согласен, то могу в установленном порядке обжаловать оценку. Говорил же что он гнида! Как бы то ни было, но сессия у меня была сдана и можно было не думать хотя бы об этом. Хотя, разумеется, я понимал, что стоящая передо мной проблема выживания на этой проклятой войне гораздо сложнее и важнее, чем досрочная сдача сессии в техникуме.

Несмотря на то, что родился и вырос в Сибири, я хронически ненавидел холод. В общем-то это была одна из причин, по которой не стал поступать в Москву или Питер, а отправился учиться в Варшаву. И, собственно, поэтому я так основательно закупился теплой одеждой. История финской войны ТАМ как-то прошла мимо моего внимания, честно говоря, я даже точной даты окончания не помнил. Но в тех статьях и телепередачах, которые время от времени всё-таки мне попадались на глаза, всегда упоминалось о лютых морозах и массовых потерях из-за обморожений. Так что именно холода пугали меня больше всего, когда я начинал думать о предстоящих мне злоключениях. Да у меня уже сейчас все внутри леденело, стоило только представить, что несколько месяцев придется жить в какой-нибудь землянке посреди заснеженного леса при сорокоградусные морозах. Это если ещё выживу. Тут ведь придется выполнять приказы далеко не самых умных командиров, а с них станет какую-нибудь каверзу придумать, чтобы поудачнее положить личный состав, дабы не заморачиваться с его кормежкой. Так что моё путешествие по немецким тылам в Польше по сравнению с будущими невзгодами вспоминалось как веселая курортная прогулка.

С таким депрессивными мыслями я дошел до портнихи и забрал сшитый по моему заказу маскхалат. Потом завернул в ювелирный магазин и купил простенькие золотые сережки за двести четырнадцать рублей. Добравшись до общежития, я окончательно упаковал вещмешок, собрал постельные принадлежности и отнес их коменданту на склад, там же оставил и свои гражданские одежду, обувь и лыжи, которые я решил с собой не брать, а то и без этого буду слишком выделяться из общей массы со своими прибамбасами. После чего оделся в военную форму, попрощался с соседями по комнате и, закинув за плечи объёмный и тяжёлый сидор, отправился к своей любовнице.

Леночка встретила меня в своем лучшем платье и с тщательно уложенными волосами. Вопреки моему ожиданию, она не стала сразу прыгать в постель, а усадила меня за стол, на который вскоре поставила передо мной тарелку с жареным стейком из осетра с картофельным пюре, блюдо с вареными раками, плошку с солёными груздями и полбутылки пятизвездочного армянского коньяка, купленного мною три недели назад. Накрыв стол, она встала напротив, явно ожидая похвалы. Действительно, она почти в точности выполнила мои представления об идеальном праздничном ужине, которыми я как-то с ней поделился, там правда вместо раков были омары, а коньяк двенадцатилетний «Хеннесси», ещё здесь не хватало некорых мелочей вроде оливок, фруктов и красной икры, которая мне всегда нравилась больше черной. Помнится, когда я рассказывал ей о своих кулинарных предпочтениях, она с подозрением спросила, не из дворян ли я? и мне пришлось очень хитро отмазываться… Так вот, глядя сейчас на ждущую одобрения женщину, я достал из кармана серьги и протянул ей со словами:

— Стол просто великолепен! А это мой тебе подарок на Новый Год!

Любовница взяла подарок и с изумлённым видом переспросила:

— Это же ужасно дорого?! — далее, не дожидаясь ответа, она бросилась к зеркалу, вынула из ушей серебряные серёжки и вставила золотые, покрутилась, разглядывая себя десяток секунд со вздохами и ахами, после чего бросилась ко мне и, встав на колени стала целовать мою руку, глядя снизу вверх восхищенными глазами.

А через секунду, так и не попробовав угощений, я оказался уже в постели, сжимая в объятиях стонущую от переполняющего её желания обнаженную женщину. До осетрины я разумеется, хоть и через час, но добрался, эта рыба даже в остывшем виде восхитительна, тем более под коньячок и соленые грузди. Знаю, гурманы скажут, что, мол, коньяк под грузди это моветон, но я сибиряк, а нас там, знаете ли, свои предпочтения. Эта ночь была настолько восхитительна, что я даже пожалел, что не подарил ей украшения раньше. Утром Леночка накормила меня омлетом, налила в казённую флягу сладкого чая, потом сунула в вещмешок жареную курицу и оделась, чтобы проводить меня до здания НКВД, хотя я бы предпочел без долгих прощаний. Уже на полпути она начала плакать, сначала потихоньку вытирая глаза платком, потом раздались всхлипы, а когда я, поцеловав её в соленые губы, вошёл через боковую калитку во двор управления, сзади раздались рыдания во весь голос. Впрочем, она там была не единственная женщина, оглашающая причитаниями окрестности и роняющая на снег горячие слезы.

Глава 23

— Жена? — спросила меня стройная девушка в форме капитана погранвойск со снайперской СВТ за плечами и наганом в поясной кобуре. Позади неё кучковались пятеро красноармейцев и младший командир взвода (это звание такое, а не должность) с зелёными, как и у меня петлицами, уже вооруженные винтовками.

В соответствии с Уставом я вытянулся по стойке смирно и, отдав честь, четко произнес:

— Отделенный командир Ковалев! Нет, она мне не жена!

Капитан смерила меня изучающим взглядом и скомандовала:

— Вольно! Идите получайте оружие и довольствие!

— Есть!

Подтвердив получение приказа, я направился в уже знакомое мне здание тыловой службы. Найдя оружейную комнату, я застал там капитана Ларионова, который, взяв у меня паспорт, сначала выдал взамен мою сержантскую книжку, потом отправил помогающего ему комота за патронами и амуницией, а сам принес предназначенную для меня «мосинку» с оптическим четырехкратный прицелом, которую отдал со словами:

— Хорошая винтовка! Новая, только с завода, кучность на полутысяче шесть сантиметров — сам вчера проверял и пристреливал.

— Здорово! — я принял из его рук винтовку, отвел назад затвор, проверяя отсутствие в ней патронов, спустил курок и поставил на предохранитель, затем прочитал номер, пересчитал принесенные мне боеприпасы и расписался в журнале. После чего снарядил обоймы и