старые письма, – новых он так ей и не написал. И, наконец, пробежав вдоль знакомых улиц, по которым ходили люди из прошлого, среди прочих Стефани с первенцем и телеграммой от Роба, память примостилась в гостиной дома, где сидели родители. Отец, нахмуривший брови от громких газетных заголовков, и мама – в белом, по какому-то пустяковому случаю. Они все побросали свои важные дела, будничные хлопоты, ответственные посты и собрались невидимым сонмом над душой Илии: стоять над ним спящим и напоминать, что он должен встать, как проснется, взять тупой кортик и продолжить прорываться дальше. И когда луч солнца пробился в глухой тоннель, Илия встал и продолжил. Он остановился, когда понял, что сможет пролезть, если снимет портупею с подсумками.

Внутри пещеры был огромный зал – его своды мерцали полудрагоценными камнями, величественные сталагмиты устремлялись к ним, подобные колоннам, а сталактиты застыли неподвижным водопадом над голубым озером в центре пещеры. Солнечный свет лился сверху через купол из переплетенных корней и отбрасывал почти витражный узор на скалу в противоположном конце зала. Восхищение мастерством природы, сотворившей это место, окрылило Илию. Он вскарабкался по стенке к освещенной скале. Зыбкое крошево летело вниз, иные выступы, казавшиеся устойчивыми, рассыпались прямо под ногами. Илия пожалел, что не оставил себе веревку для страховки. И только вблизи он понял – перед ним не скала, а огромная ладья, поросшая мхом и диким плющом. Древесина оказалась трухлявой. Илия смирился с мыслью, что на борт так просто не ступить, иначе он развалит всю конструкцию. Он решил обогнуть и осмотреть ее. И нашел, что искал.

На палубе виднелось нечто похожее на алтарь. Илия разглядел скелет. Вокруг валялось множество предметов – от останков одоспешенных коней до разбитых сосудов, набитых медью и малахитом. Шаг за шагом, стараясь не дышать, Илия добрался до тела Эльфреда. Червь разочарования точил Илию: это было логично, но бренность королевских костей и ветхость вокруг не внушали веру в волшебное присутствие. Илия не знал, почему ожидал увидеть Лоридаль сияющим и острым, как тысячу лет назад. Если Эльфреду не вложили в руки другой, менее значимый, клинок, то и чудесный меч предстал перед взором Илии не в лучшем виде. Он прогнил настолько, что развалился на три части. От блестящей стали и серебра не осталось и намека, все осколки клинка покрылись коррозией и патиной. Только малахиты в рукояти не утратили своего цвета, а совсем немного опутались паутиной мелких трещин и кружевом окислившегося металла. Илия поднес руку, но не посмел прикоснуться к Лоридалю. Он гневно сжал пальцы и завыл, обессиленно рухнув на колени перед захоронением. Последний рубеж его надежд таился в почтительной неприкосновенности к реликвии. Что будет, когда он притронется к мечу, а тот рассыплется на щепки перед ним? Что будет, если Эльфред не очнется? Если Илия не почувствует ничего, кроме огромного горя и бессилия перед будущим? Страх поражения приковал его к подножию алтаря, Илия просидел так до вечера, не двигаясь с места.

Багряное солнце выкрасило в красный живого Илию и мертвого Эльфреда. Но был и третий – справа от Илии сидел скелет, почти зеркально повторяющий его позу. Последние крохи света были потрачены на то, чтобы разглядеть неожиданную компанию. Останки более молодые, нежели королевские. Одежда и горжет пятисотлетней давности. «Что он здесь забыл? Почему пришел сюда один? Что такого вершилось в его эпоху, что он пришел тормошить древнего короля?» Обнаженный тлением оскал говорил: «Ты не узнаешь». Илия издал нервный смешок, утирая лицо, от бессилия залитое слезами. Он посмотрел на пустоту глазниц. «Ты не узнаешь».

– Что бы там у тебя ни случилось, я все понимаю, друг, – Илия взглянул на него еще раз.

Ночь и двое мертвецов по соседству его не пугали. Страшнее было думать не о смерти, а о жизни, в которую он вернется с пустыми руками, не принеся священного обещания «все будет хорошо».

– Я с тобой не останусь, – твердо заявил Илия и, вцепившись в край алтаря, подтянулся и встал.

Израненные руки Илии расчистили корпус Эльфреда от паутины. Он почему-то захотел взглянуть и туда, где должны были быть его зеленые глаза «цвета эскалотского малахита». «Такие же, как у многих из нас, такие же, как у тебя, Илия», – прозвучал в памяти голос отца.

– Чтобы ты знал, если это ничем не закончится, мы справимся без тебя. Я вернусь без тебя. И я… не знаю я никаких ритуалов, – решительно произнес Илия, хотя и шмыгнув носом, и вновь потянулся к Лоридалю. Он взялся за колючую рукоять и поднял одну из частей, другой рукой собрал остатки клинка.

– И это все? – спросил Илия у пустой пещеры. – Это вся твоя помощь? Ты погрузился в забвение, а потом оброс Ложью. И если желаешь ее рассеять, то я – твой последний шанс.

Голос Илии носился эхом под куполом, но Эльфред был неподвижен и нем. Илия разочарованно помотал головой.

– Я ухожу.

Он сделал несколько шагов по палубе, но пол под ногами обрушился, и Илия с криком рухнул в трюм. Последнее, что он почувствовал, – острую боль в темени и как на бровь, щекоча, сползла струйка крови.

Очнулся Илия в странном месте: в тронной зале с длинным столом. Люди, сидящие за ним, замерли каменными статуями: на лицах одних застыли гримасы удивления, ужаса, гнева, другие, повернутые в противоположную сторону, еще поднимали кубки, не заметив реакции прочих пирующих. В дверях расположился скульптурный ансамбль из нескольких фигур в динамичных позах, будто те только ворвались в залу с обнаженными мечами и призывными криками. Во главе стола пустовал малахитовый трон. Илия присмотрелся. Все сидящие на длинных резных лавках были мужчинами, более того, рыцарями. В ногах одного из них сидел шут – в одной руке он держал погрызенную кроличью ножку, а другая тыкала указательным пальцем в сторону нападающих. Над столом навис в полете окаменевший платок. Илия долго разглядывал сцену, будто знакомился со всеми присутствующими. Шут привлек особое внимание. Его лицо, вероятно, привыкшее строить рожицы, смешно вытянулось, а рот застыл в немом вопле.

– Это Борбон Борбонда, – послышался спокойный мужской голос, от которого Илия дернулся и отпрыгнул от придворного дурака.

Откуда ни возьмись, показался король – живой, крепкий, высокий мужчина с зелеными глазами. Одна рука указывала на шута, вторая покоилась на рукояти меча с малахитовыми украшениями. Илия ошарашенно разглядывал Эльфреда, который делал вид, что все происходящее вокруг – самое посредственное событие.

– Хороший малый, – отрекомендовал он своего слугу и прошествовал к трону. – Его было больше всех жаль, в