В определенном смысле подъем Востока — это американская история успеха. Намерением основателей Америки было создать новый рецепт успешности не только для Америки, но и для всего мира. Это был рецепт 1776 г. для достижения благополучия обычным человеком. Этот рецепт был придуман здесь, но он никогда не предназначался только для американцев. Исключительность Америки всегда была связана с американским универсализмом. Вот почему в Декларации независимости не говорится «все американцы», но говорится «все люди». Америка хочет, чтобы другие страны заняли более заметное место в мире, но она хочет видеть, что они преуспели в этом не путем завоеваний, а путем создания богатства. Индия и Китай входят в силу благодаря тому, что они создают богатство. Они хорошо учились у своих американских учителей.

Теперь, как это было в случае с Америкой, экономическая мощь Китая превратится в военную силу и, наконец, в культурное влияние. Возможно, в это трудно поверить, но китайские машины, китайская мода, китайская музыка и китайская еда станут модными. Эти перемены возникнут не в результате завоевания, а благодаря тому, что Китай создает богатство. В этом смысле успех Китая честно заработан, как и несколько меньший успех Индии. В целом, я с восторгом смотрю на эти достижения. Китайцы и индийцы усвоили что-то из духа 1776 г…

Я также рад сообщить, что подъем Востока принесет с собой конец прогрессизма. Отчасти, это естественно: как только страна приходит в упадок, многие из ее приоритетов и идеологий приходят в упадок вместе с ней. В прошлом китайцы, индийцы и бразильцы посещали международные конференции и любезно кивали в знак согласия, когда западные прогрессисты рассуждали о своих политических предпочтениях. Но теперь главная мантра Азии, Африки и Южной Америки — «модернизация без вестернизации». Термин «вестернизация» здесь означает «прогрессизм». Восток не собирается отвергать западные технологии или западные экономические структуры. Скорее, он все больше отвергает западные ценности. Большей частью отвергаются ценности не 1776 г., а 1968-го. Восток не хочет видеть моральное разложение, распад института семьи и вульгарность популярной культуры, которые ассоциируются с Америкой и Западом. Это не «американские» черты, это черты прогрессизма. Жители стран Азии согласны с американскими консерваторами: они отвергают прогрессизм, и хотят держаться от него как можно дальше. «У нас здоровые семьи и здоровые сообщества, — говорил мне один индиец. — С чего бы нам хотеть импортировать всю эту грязь?» Когда-то Восток хотел быть современным и западным. Затем он хотел быть современным, и при этом был не прочь быть западным. Теперь он хочет быть современным, но не западным.

Для людей на Западе настоящим шоком в господстве Азии на мировой арене является то, насколько иначе будет управляться мир, когда Америка потеряет свое влияние. Наша история, наши карты, наше чувство времени и места должны будут измениться. Сегодня наши книги по истории рассказывают о Первой мировой и Второй мировой войнах. Но в действительности эти войны не были мировыми. Они были европейскими гражданскими войнами. Я подозреваю, что через сто лет к ним будут относиться иначе, а роль в этой войне Японии будет рассматриваться отдельно и более подробно. Мы, бывало, размещали Европу на картах в центре мира, а Китай — на периферии. Китайцы предпочитали иметь карты, где посередине находился Китай. Когда иезуиты прибыли в Китай в шестнадцатом столетии, они был изумлены, увидев китайские карты. Это было начало эпохи европейской экспансии. Но в эпоху доминирования Китая будет иметь смысл для всех — не только для китайцев — размещать Китай в центре, а Европу и Америку по краям. Карты будут отражать реальность. В синоцентричном мире весь наш понятийный аппарат должен будет измениться.

Многие американцы, которые понимают, что наступает время, когда главную роль в мире будет играть Китай, утешают себя мыслью о том, что, хотя китайцы восточный народ, думают они как американцы. Это этноцентричный взгляд на вещи, притом весьма близорукий. Если мы хотим увидеть, на что будет похож мир, где доминирует исламская цивилизация, нам нужно посмотреть на то, как правили мусульмане в то время, когда они действительно играли ключевую роль в мире. Точно так же, посмотрев на то, как выглядел мир, когда Китай был лидирующей супердержавой, мы можем представить, как будет выглядеть мир с Китаем в роли гегемона сегодня. Такую работу блестяще проделал Мартин Жак в своей недавно изданной книге «Когда Китай будет править миром». Хорошо информированный ученый, проживший большую часть своей сознательной жизни на Востоке, Жак дает нам возможность глубоко погрузиться в историю Китая и китайскую психологию и демонстрирует, что китайцы своеобразный народ, который намеревается вести дела мира своим собственным способом. Одно совершенно точно: китайцы — не американцы, и их путь — не американский. Несмотря на это, некоторые аспекты современного Китая напоминают мне о том, какой когда-то была Америка.

Жак цитирует Гао Руи-цюаня, профессора философии из Восточного китайского национального университета в Шанхае:

«Китай подобен подростку, который стремится поскорее стать взрослым. Он видит цель и хочет достичь ее как можно скорее. Он всегда действует так, как если бы он хотел быть старше, чем есть на самом деле, и постоянно забывает о том, в каком положении он в действительности находится».[184]

У Руи-цюаня это критика или, скорее, самокритика. Но я в этой смеси волнения, предвосхищения и уверенности вижу дух 1776 г. — тот же самый дух, который Токвиль нашел в Америке через полвека. Вопрос в том, где этот дух теперь? Его можно найти в Китае, Индии и где-то еще, но где же он в Америке?

Я еще вернусь к этому вопросу. А теперь я хочу задержаться на том, как, согласно описанию, данному Жаком, гегемония Китая будет отличаться от американской. Жак отмечает, что китайцам присуще «глубоко иерархичное восприятие мира, где место в иерархии зависит от культуры и расы».[185]

Китайцы не демократы и не сторонники равенства. Не верят они и в «цветущее многообразие». Китайцы хотят и, со временем, вероятно, сумеют провести «радикальное культурное и расовое переустройство мира в соответствии с китайскими представлениями». Когда положение Китая было невысоким, китайцы соглашались со своей этнической и культурной отсталостью. Когда Китай достигнет экономического могущества, он будет настаивать на своем этническом и культурном превосходстве. Китайцы будут требовать, чтобы их валюта, сменив нашу, стала мировой. Они будут также стремиться к тому, чтобы китайский язык заменил английский в качестве универсального языка межнационального общения. Однако это только «малые» изменения. Нас ждут, говорит Жак, намного более серьезные.

Исторически, Китай стремился не завоевывать другие страны, а подчинять их себе, с тем чтобы они признали превосходство Китая и оказывали ему должное почтение. Жак полагает, что китайцы заново установят такой же порядок. В основном, китайцы стремятся к восстановлению колониализма, но на этот раз в китайском стиле. Китайцы хотят доминировать над Азией, Африкой и Южной Америкой, а в конце концов также над Европой и Соединенными Штатами. Уже сегодня китайцы делают огромные инвестиции за границей, покупая права на землю и полезные ископаемые, получая плацдарм для себя, точно так же, как англичане два века назад.