Вообще, начиная с первой репетиции и вплоть до премьеры, Александр Анатольевич отличался жесткой дисциплинированностью, постоянной работой над собой, внимательно вникая в пожелания режиссера. А Юрий Еремин, страстно любящий процесс создания спектакля, не скрывая влюбленности в его главного героя, чутко улавливал в игре Ширвиндта, да и других исполнителей, малейшее отступление от правды. На этих репетициях все были неузнаваемы. Рабочие сцены меняли декорации мгновенно, точно и бесшумно. Репетиции проходили в абсолютной тишине, при всеобщем внимании. Я смотрела на лица рабочих (все молодые симпатичные люди) и радовалась выражению их глаз, в которых отражалось сочувствие событиям, происходящим на сцене. Я даже подумала: может быть, они все хотят в будущем стать актерами, так не похожи они на циничную молодежь, которую ничто не удивляет, ничто не трогает. Да и теперь, во время спектакля, когда я ухожу за кулисы, сыграв свои драматические сцены, вижу, как кто-нибудь из них подает мне в темноте руку, бережно пропускает вперед, уважая работу артиста.

И еще одно открытие – это оркестр. Обычно исполнители сидят в оркестровой яме и играют ту музыку, которая сопровождает спектакль, – у них своя работа, у актеров своя. Но на репетициях этого спектакля всегда присутствовал сам композитор, предельно темпераментный и артистичный Андрей Семенов, и наши музыканты играли его сочинения на сцене, перевоплощаясь в настоящих драматических артистов. Так, в одном эпизоде три прелестные молодые женщины в костюмах придворных музыкантов, в париках (каждая напоминает юного Моцарта), тихо играют мелодию любви. И в их игре, и в самом танце артистов – Арманда (Елена Подкаминская или Юлия Пивень) и Муаррона (Игорь Шмаков) – столько изящества и поэзии, что даже самые откровенные любовные сцены героев не вызывают у зрителя отторжения. У него не закрадывается мысль, как это часто бывает, что подобное введено в спектакль ради моды, овладевшей театром в последнее десятилетие: во что бы то ни стало обнажиться, не стыдясь ничего, лишь бы вызвать низменное любопытство публики. Сами эти артисты совершенно чисты, пластичны и естественны, и я, стоя за кулисами или сидя в зале, радовалась, что любовь плотская на сцене не вызывает чувства неловкости или равнодушного любопытства. В этом заслуга молодых, талантливых и умных исполнителей, назначенных на эти роли. И здесь мне хочется рассказать о том, как в театре часто случай помогает состояться судьбе того или другого артиста.

Увидев в листе распределения ролей и что на роль Муаррона назначены два актера, один из которых Антон Кукушкин, я порадовалась: с ним мы играем в спектакле «Однажды в Париже», и я очень его люблю. Но оказалось, что он занят в съемках и вместо него будет репетировать Игорь Шмаков, которого я видела в маленькой бессловесной роли в нашем новом спектакле «Распутник». Я сразу вспомнила мчащегося по сцене на велосипеде легкого мальчонку, который, как мне показалось, совсем не вписывался в действие. На его лице отражалось неподдельное мальчишеское удовольствие…

Роль Муаррона в исполнении этого молодого артиста выглядит очень интересной и внутренне богатой. Можно было бы играть ее однобоко – от начала и до конца показать предателя! Но как это вышло бы бедно, просто и примитивно. Характер Муаррона – Шмакова наполнен разными красками. Вот молодой человек нежно и вкрадчиво ухаживает за юной женой своего спасителя Мольера, соблазняя ее. Когда они оказываются захваченными врасплох, Муаррон лезет в драку с Мольером, защищает себя, как наглый мальчишка убеждает драматурга, что тот теряет великолепного актера (наивная самоуверенность, что он – редкий талант). Вот Муаррон трусливо подписывает донос на Мольера, а позже раскаивается, падает на пол, корчась от отвращения к самому себе. Вот он гордо отвергает выгодные предложения Короля: ему ничего на свете не надо, только бы играть на сцене. Как Муаррон оскорблен и убит, когда Король говорит, что он плохой актер… Для Шмакова это не просто отрицательный герой, а прежде всего живой человек, способный не только на подлость, но и на раскаяние. Как глубоко он сумел почувствовать и раскрыть его образ, а ведь это, в общем-то, первая большая роль молодого артиста в театре!..

На три роли – Арманды, Мадлены Бежар и Лагранжа – были назначены два состава. Обычно так не бывает, а если и бывает, то отношения исполнителей между собой иногда становятся непростыми. Ведь это очень сложно – видеть свою роль, которую вынашиваешь как ребенка, в исполнении другого человека. Правда, в данном случае наши взаимоотношения остались доброжелательными и тактичными. Молодые актрисы, назначенные на роль Арманды, очаровательны, прекрасно двигаются, очень выразительно исполняют знойное танго, полное драматизма и сложных па, которые у них выходят как у профессиональных танцовщиц.

Леночка Подкаминская – нежная, легкая, в ней еще не проснулась настоящая женщина, ее Арманда – пылкая, влюбленная в Мольера девчонка, а впоследствии растерявшаяся, виноватая, когда, словно «удар хлыста», на нее падает жесткое слово Мольера: «Шлюха!» В этом крике у Мольера – Ширвиндта столько боли, презрения и жестокой правды. Так крикнуть, так отхлестать лишь одним словом может человек, у которого отняли все: веру, любовь, какую бы то ни было надежду.

В исполнении Юли Пивень Арманда несколько иная. В первой половине роли актриса, умеющая пластически выразить себя, играет искреннюю любовь ее героини к Мольеру. Во второй, когда, не все высказывая Мольеру в свое оправдание, она дает понять зрителю, что ее жизнь с ним сложна, актриса выстраивает свою игру на различных женских полутонах. Арманда молода, он стар, всюду соблазны молодой жизни, и на то, чтобы сохранять верность, нет нравственных сил. На минуту за спиной разгневанного старого мужа она сжимает маленькие кулачки, и в этом жесте столько отчаяния и безысходности… Интересно, что в свое первое появление на сцене Арманда – Пивень больше похожа на маленького гадкого утенка, а позже расцветает в любви.

Вообще, чтобы рискнуть на репетиции и во втором составе предложить свою, пусть маленькую, но другую трактовку роли, надо иметь смелость. Однажды я похвалила Юлю, сказав, что она умница, что это может быть интересно. И тут из ее глаз в мое сердце вонзилось чувство благодарности мне за эту маленькую поддержку. Как же мы все переживаем за каждую минуту своего пребывания на сцене!

Второй исполнительницей моей роли – Мадлены Бежар – была назначена Валентина Шарыкина, уже известная зрителям и по работам в нашем театре, и по роли пани Зоси в популярной когда-то передаче «Кабачок “13 стульев”», принесшей ей любовь зрителей. В своем амплуа мы с ней чем-то похожи. Когда-то обе исполняли лирические роли, иногда пели в спектаклях. Валентина Шарыкина играла в очередь со мной и мою любимую графиню Розину в «Женитьбе Фигаро». Мы испытываем симпатию друг к другу, что помогало нам и во время репетиций «Мольера». Валя очень скромный человек, и когда я сказала ей, чтобы она шла на сцену, в ответ услышала шепот: «Пусть это скажет Юрий Иванович» (наш режиссер), и затем, тихо и беззлобно: «Мне кажется, он меня не любит». Я ей возражала, мне очень хотелось, чтобы у нее не было этого чувства. Ведь подобное мешает артисту на сцене. Да и потом, я думаю, что она ошибалась, ведь режиссеры – они немного сумасшедшие, ничего, кроме созданного на сцене собственного мира, не видят и не чувствуют, и сердиться за это на них невозможно. Режиссеры – рабы своего творчества, своих фантазий, своих видений.