В финале действие переносится в наше время, актеры репетируют пьесу Мольера, изломанно по-современному манерничая, Ширвиндт – Мольер декламирует из «Мнимого больного» и вдруг замолкает и останавливается на ходу, точно жизнь покинула его, точно на наших глазах улетает его душа. Становится страшно… Смерть прервала все… Актеры молча уходят. Зрители даже не сразу могут понять – разве может быть такой финал? На наших глазах что-то перестало существовать… Воцарилась тишина… Только Ширвиндт, уже никого не играющий, серьезным голосом произносит: «Седьмого числа такого-то года господин Мольер умер на сцене, играя Мнимого Больного», – и молча уходит со сцены. Наступает большая мертвая пауза… ни одного хлопка, тишина в зале, и через минуту на залитую ярким светом свободную сцену, под чудесную музыку, воспевающую актерское братство, бродяг артистов, выходят все, кто создавал этот спектакль. Рабочие сцены, музыканты, исполнители эпизодических и главных ролей. Я, переодетая после трагической сцены исповеди, уже не в черной старческой одежде, а снова в легком наряде – примадонна тетра Мольера, беру за руки Мольера и короля, и мы кланяемся нашему тысячному залу, который наконец взрывается аплодисментами. Может быть, потом кто-то нас будет ругать, кто-то будет с нами спорить, а кто-то просто задумается о жизни актеров, которые стоят на сцене и не мыслят свою жизнь без нее, без этого счастья быть вместе, вместе проживать любовь, предательство, триумф, покаяние… В одну из таких минут, играя спектакль под Новый год, я, сжимая руку своего партнера – Александра Ширвиндта, в душевном порыве не удержалась и сказала: «Спасибо за счастье». А сейчас, рассказав о спектакле, о своих товарищах, о своем театре, я уже осознанно говорю: «Спасибо за счастье!»

После «Мольера» возникла достаточно большая пауза. Мне было уже за восемьдесят, и, в общем, я понимала, что теперь в смысле хороших ролей мне мало что светит. И это справедливо – раз такой возраст, то надо или играть роли, которые подходят по возрасту, или быть спокойной, ни на что не претендующей, и ожидать счастливого случая.

Казалось бы, памятуя о прежних дружеских отношениях, общении накоротке, мне несложно было бы попросить Александра Анатольевича Ширвиндта ввести меня в какой-либо спектакль, но я не могла прийти к нему и сказать: «А я бы хотела вот то сыграть или другое». Абсолютно ничего. И вдруг однажды он вызвал нас с Аросевой и говорит: «Я хочу, Верочка и Олечка, чтобы для вас был сделан спектакль».

Мы безумно обрадовались. С Олей я за пятьдесят лет не играла вместе на сцене, в одном спектакле. И подумала: мы столько лет работаем в одном театре, у каждой из нас своя судьба, и вроде как даже на репетициях уже не видимся, а тут вдруг будет что-то совместное. Как хорошо!

Это «что-то» возникло у режиссера Романа Григорьевича Виктюка.

Вызвали меня на первую читку. Я пришла очень взволнованная. Олечка тоже, но она пьесу уже читала и сказала, что хорошая. Пришли и Виктюк, и директор, и мы в комнате у Александра Анатольевича приступили к читке пьесы Альдо Николаи «Реквием по Радамесу».

В ней три героини – две бывшие оперные примадонны и поклонница. Находятся они все в одном доме престарелых. И так как я понимала, что это делается для нас с Олей, я навострила ушки, чтобы что-то такое в пьесе понять.

Правда, в этом же кабинете совершенно для меня неожиданно появилась наша русская певица, актриса, женщина, во всем великая и во всем прекрасная, Елена Образцова. Я была рада этому и подумала, что, наверное, ей просто интересно, потому что она уже играла у Виктюка в спектакле «Антонио фон Эльба». Но так как я не вникаю подробно в то, что меня не касается, я не стала задумываться о причинах ее появления.

А вот на саму Елену Образцову я, конечно, внимание обратила, потому что она была красива необыкновенно, одета роскошно, от нее исходили какое-то жизнелюбие, доброта, в ней был какой-то полет – полет счастливой женщины. Счастливой от того, что она прекрасная актриса, счастливой от того, что она красавица, счастливой от того, что ее все любят. В общем, настроение у всех было хорошее…

Слушаю пьесу. Особенно внимательно – остроумные реплики двух примадонн и думаю: «О, Оля близка, такая остроумная, немножко циничная, роль ей подходит». Другая примадонна поет замечательные арии. Думаю: я спеть не очень хорошо, но смогу. Это настоящая классика, и если где-то мы что-то будем вспоминать, я сумею промурлыкать. А может быть, будут просто записи…

Леночка Образцова тоже слушала внимательно, потому что Виктюк поставил ей какую-то задачу.

В какой-то момент я заметила, что между репликами двух примадонн иногда появляется третий персонаж, который спрашивает: «А потом вы где были? А в этом театре вы пели вот это?» И я думаю: какая жуткая роль! Ну, дадут кому-нибудь…

Потом закончилась чтение. Все спрашивают: как? И Леночка, и Олечка сказали: «Прелестно, роли очаровательные». И Елена Образцова добавила: «Мне очень нравится, чудесная роль, и в общем все хорошо».

И вдруг до моего сознания доходит, что две примадонны – это Оля Аросева и Елена Образцова, а поклонница, которая там чуть-чуть затесалась и на которую я не обратила внимания, – это я. Я была потрясена. Думала: почему же меня не предупредили, что две роскошные роли будут играть две прекрасные актрисы, а я получу здесь небольшую, подсобную роль…

И когда до меня это все дошло и спросили о моем мнении, я сказала: «Мне пьеса очень нравится, две прелестные и очень подходящие роли для актрис, для Оли Аросевой и Елены Образцовой, но на третью роль, я думаю, вы найдете другую актрису в нашем театре, я играть ее не буду, потому что играть там нечего. А я всем желаю успеха. До свидания». И ушла.

Это произвело действие взорвавшейся бомбы. Я, которая никогда в жизни не отказывалась ни от одной роли! Более покладистого человека трудно представить себе в театре – и вдруг такой выверт. Они, наверное, тоже растерялись. Я уехала домой. Я была потрясена таким обманом, ведь Шура сказал: «Для вас с Олечкой». И вдруг я вижу, что мне в спектакле нечего делать. Я не поняла, за что меня так незаслуженно обижают.

Затем дня два ко мне бегали какие-то гонцы. Приходила и Оля, говорила: «Вера, ну как же, это все-таки роль, а потом – прочти, у твоей героини интересная биография». Ну не все ли равно, какая биография, этого же совершенно нет на сцене…

Тем не менее я снова прочла и подумала: а действительно, биография-то очень интересная.

Эта девушка полюбила великого тенора, стала его любовницей, родила двоих детей. Потом, чтобы все выглядело прилично, вышла замуж за своего педагога (она тоже училась пению). Но не выдержала жизни без любви и уехала от него, ушла в монастырь, но и там не нашла покоя и вот оказалась в этом доме престарелых. Что же могла пережить женщина, у которой была огромная любовь, у которой были дети от любимого человека?

Я подумала: как я понимаю эту женщину. Если бы мне так суждено было расстаться с любимым человеком, имея детей от него…