Спасибо большое за Ваше письмо от 12 декабря 1944 года. Я благополучно добрался до Харцвальде. Обергруппенфюрер Бергер был так добр, что довез меня сюда на своей машине. Завтра утром я улетаю в Швецию и очень рад, что забираю с собой трех шведских господ – господина Видена, господина Хаггберга и господина Берглинда, которых Вы освободили по моей просьбе.

Это чрезвычайно запутанное дело наконец улажено, и я от всей души благодарю Вас за спасение моих шведских друзей от смерти. Но я всегда был уверен, что Вы поможете мне в этом, и не ошибся в Вас.

Кроме того, мне хочется поблагодарить Вас за Ваше внимание и напомнить о том соглашении, к которому мы пришли 8 декабря.

Прежде всего, Вы обещали освободить тысячу голландских женщин, интернированных в немецких концентрационных лагерях, если шведское правительство готово принять их и обеспечить для них транспорт.

Далее, Вы согласились освободить интернированных в Германии норвежских и датских женщин и детей, если Швеция заберет их. Транспорт для этих людей также должна обеспечить Швеция. Вы говорили мне, господин рейхсфюрер, что готовы с этой целью впустить в Германию шведские автобусы, но не более чем 150 штук. Швеция должна предоставить продовольствие, подвижной состав и персонал.

Одновременно Вы обещали мне освободить первых 50 норвежских студентов и столько же датских полицейских. Вчера я отправился к обергруппенфюреру Кальтенбруннеру, чтобы обсудить вопрос о перевозке этих освобожденных заключенных. По моей просьбе меня сопровождал Шелленберг, поскольку я не хотел в одиночку вести дела с Кальтенбруннером. Последний сказал мне, что уже получил Ваш приказ освободить вышеупомянутых норвежцев и датчан, и пообещал мне принять меры к тому, чтобы они смогли встретить Рождество со своими семьями. Я очень благодарен, господин рейхсфюрер, что Вы так быстро выполнили мою просьбу, и надеюсь, что теперь Вы согласитесь вернуть домой как свободных людей оставшихся норвежских студентов и датских полицейских. В конце концов, они ведь тоже германцы. Если для Вас это более предпочтительно, Швеция готова интернировать до конца войны и этих людей, с которыми так жестоко обошлась судьба. Особое удовольствие мне доставляет Ваше обещание относиться к этим людям более снисходительно. Надеюсь, когда снова приеду Вас лечить, Вы освободите всех голландцев, датчан и норвежцев. Я убежден, что Швеция заберет их всех и что история не забудет Вашего великодушия. Я отправлюсь к министру иностранных дел Гюнтеру и сообщу ему о нашем соглашении, как только прибуду в Швецию. Насколько мне известно, Гюнтер собирается уполномочить Рихерта, шведского посла в Берлине, вести переговоры с Вами или с теми, кого Вы назначите. Я прошу Вас, господин рейхсфюрер, всячески идти навстречу шведским представителям и заключить с ними такое же соглашение, которое Вы заключили со мной. Пожалуйста, не чините им никаких препятствий. Я был бы крайне признателен, если бы эти переговоры вел Шелленберг.

Наконец, мне бы хотелось почтительно напомнить Вам, господин рейхсфюрер, о наших переговорах по поводу евреев. Я просил Вас освободить из Терезиенштадта 20 тысяч евреев, чтобы они могли уехать в Швейцарию. К сожалению, Вы сказали, что не можете этого сделать, но готовы отпустить от 2 до 3 тысяч человек. Кроме того, Вы выразили готовность вести со мной дальнейшие переговоры на эту тему при условии, что мировая печать не воспримет такой поступок как признак немецкой слабости. По моему мнению, ситуация с продовольствием в Германии также выиграет от того, что столько людей уедет в нейтральные страны.

Завтра я полечу в Швецию с легкой душой, зная, что Вы безусловно будете соблюдать заключенные между нами соглашения.

С наилучшими пожеланиями, преданный Вам

Феликс Керстен».

Гиммлер лично не был знаком с Англией и слабо разбирался в английской политике, что странно для человека с таким явным интересом к истории. Правда, он знал кое-что о некоторых институтах английского государства и о том, как пополняются ряды английской аристократии, но фактически суть английской истории оставалась ему неведома. Он не мог понять морскую державу с ее собственными традициями, а все военные вопросы рассматривал исключительно с точки зрения сухопутной стратегии. В политическом же смысле он считал Англию германской страной, родственной немцам. Помимо того, для него оставалось непостижимым значение торговли для английской нации. Подобно большинству национал-социалистов, он ставил политику выше экономики. Такая идея понятна с точки зрения внутренней политики в военное время, но она не проливает никакого света на народ, для которого политика и экономика являются неразрывным целым.

Гиммлер с энтузиазмом говорил о грядущем Великом Германском рейхе, который будет защищен могучим английским флотом, в то время как рейх взамен обеспечит охрану Англии своими сухопутными силами и неприкосновенность ее колоний. Он совершенно забывал о том факте, что вся цель традиционной английской политики заключалась в том, чтобы не допустить появления на континенте какой-либо великой державы, и что вследствие этого Англия обречена сражаться с Великим Германским рейхом, в каком бы виде тот ни возник; к этому Англию вынуждали и ее политика, и традиции. Гиммлер усматривал за давней политикой Англии по отношению к континенту тайные происки евреев и считал, что именно они не дают объединиться двум германским странам. Представления Гиммлера об Англии, разумеется, в значительной степени сложились под влиянием Гитлера.

Гиммлер абсолютно не разбирался во взаимоотношениях Англии и Америки и не понимал, что Англия занимает подчиненную политическую позицию по отношению к Америке. Вообще американский образ мысли был настолько чужд ему, что он ни на шаг не приблизился к его пониманию.

Я снова отобрал несколько наиболее существенных из записанных мной разговоров.

Фриденау, Берлин

6 февраля 1940 года

Сегодня Гиммлер был в отличном настроении. Он сказал мне, что фюрер получил очень благоприятные известия о положении в Англии. Английский народ не хочет воевать, и все указывает на то, что Англия вскоре выдвинет мирные предложения, которые, конечно, не будут отвергнуты, а наоборот, встречены с радостью как выражение великогерманской солидарности в этом вопросе. Фюрер проявит великодушие по отношению к Англии. Германия не намеревается ослаблять позицию Англии как великой державы. Напротив, Англия станет одним из краеугольных камней новой германской Европы. Англия и Германия обречены на единую судьбу в братстве германских народов. Конфликт между двумя этими нациями не оправдан с великогерманской точки зрения.

Англия имеет не меньшее историческое право существовать в качестве великой державы, чем Германия. В мире достаточно места, чтобы они обе могли жить в мире. Прежнюю враждебность должно сменить сотрудничество, преимущества которого очевидны. Германия может защищать Англию своими сухопутными силами и охранять ее колониальные владения, а Англия предоставит в распоряжение Германии свой могучий флот. Вместе они создадут блок, который выдержит любое нападение и протянется до самого сердца Европы, свидетельствуя о германской мощи. Ошибочно считать Англию народом торговцев и противопоставлять солдат лавочникам. Англичане – германский народ, не более склонный к наживе, чем немцы. Первая мировая война продемонстрировала их воинский героизм. Противоположные утверждения выдвигаются лишь для того, чтобы искусственно раздуть ненависть. Однако зародившееся во время Первой мировой войны изречение «Англия – наш единственный враг» имело еще более пагубные последствия. Оно совершенно неверно оценивает обстановку, потому что реальный враг находится на востоке. То, что современная Германия вынуждена снова воевать со своими германскими братьями, – настоящая трагедия. Каждый выстрел в сторону Англии действует на фюрера как сердечный приступ, но ситуация вскоре изменится.