Оказалось, что мешок Тео полон таких штуковин.

– Тут, наверное, их пятьдесят, не меньше, – сказал Флоки.

– У того, кто берет такое за деньги, должно быть, дырка в башке, куда весь ум вытек, – сказал я.

Сигурд и Флоки кивнули, однако Эгфриту глиняные купола понравились.

Внутри Миклагард походил на Рим, только не тронутый временем и рукой человека.

Впереди тянулась широкая улица, вымощенная камнями одинакового размера, – на такой сапоги уж точно не увязнут в грязи, хотя грязи нигде и не было. Даже конский навоз тут сгребали лопатами в мешок. Флоки, которому я указал на это, удивленно покачал головой. Кругом было не протолкнуться, все в изумлении глазели по сторонам, так что мы свернули в менее многолюдную боковую улочку, где можно было привести мысли в порядок. По обеим ее сторонам стояли статуи, словно живых людей заколдовали, обратив в камень.

Какое-то время мы просто наблюдали за людским морем и наверняка простояли бы, разинув рты, весь день, да Тео надоело ждать, и он, ни слова не говоря, зашагал дальше. Улицы были заполнены смуглолицыми людьми в одеждах всех цветов Биврёста. Со смесью удивления и восторга мы взирали на уходящие вдаль ряды каменных зданий высотой в три пиршественных зала. В стенах зияли дыры, закрытые стеклом, у многих были нависающие выступы, а на них – вьющиеся растения, осаждаемые пчелами. Во все стороны расходились улицы с высоченными домами, но редкие из них выглядели богато, большинство были ветхими и с надстройками, чтобы вся большая семья жила под одной крышей. Они соседствовали с роскошными церквями, дворцами и торговыми домами, которые напомнили мне грибы на длинных ножках, что вырастают за одну ночь.

– Да этот город вдвое богаче Рима! – сказал Эгфрит, пробираясь сквозь толчею. – Видишь, Сигурд, чего может достичь человек, живя в истинной вере под покровительством богобоязненного правителя.

Я тихо выругался – мне казалось, монах оставил попытки сделать из Сигурда христианина, но, похоже, Великий Град возродил в нем былые надежды.

– Отчего тогда те, кто верит в Белого Христа на твоей земле, все еще живут в дерьме? – поинтересовался Сигурд.

Если Эгфрит что-то и ответил, я не услышал – пробивал локтями дорогу к торговцу вином, расположившемуся под большим зеленым навесом. За время, которое потребовалось бы, чтоб осушить рог с добрым медом, мы распили три чаши разбавленного водой вина, благо у Тео нашлось достаточно греческих монет. Промыв просоленные глотки, мы заухмылялись, как дурни.

– Вот и сил прибавилось. – Сигурд утер ладонью рот.

– Сдается мне, в Миклагарде сила не поможет, – сказал я, прищурившись.

Флоки Черный и Сигурд переглянулись, потом ярл повернулся ко мне и сказал, усмехнувшись:

– Твоя правда, Ворон.

Как только мы прибыли в Миклагард, нам сразу стало ясно, что в этом городе придется действовать хитростью.

* * *

Мы шли на восток по широкой, усаженной деревьями улице. Солнце стояло высоко в небе, посылая на землю изнуряющий жар. Несмотря на зной и хмель, мы по-прежнему изумленно таращились по сторонам. Здесь любой дом был достоин зваться жилищем императора. Каждый утопал в зелени и цветах и был окружен стеной в два человеческих роста. Деревянные ворота в стенах украшала причудливая резьба, а сами ворота были такими огромными, что в них прошел бы пьяный Тор, размахивая молотом. Перемычки над окнами были покрашены, а кое-где по бокам от окон или под плоскими, увитыми цветами крышами безмолвными стражами стояли статуи, взирая сверху на нас, смертных.

Мы шли мимо фонтанов с прохладной чистой водой и мостов на высоких колоннах. Мосты эти, как мы вскоре узнали, были не для людей – по ним текла вода во все концы города. В Риме было нечто подобное, но там развалины соседствовали с дворцами, а жалкие лачуги – с церквями. Здесь же все здания выглядели величественно.

– На нашей родине у богатого ярла может быть пиршественный зал, добрый корабль или два и красивое, достойное Бальдра оружие, и уже тогда его почитают чуть ли не наравне с королем. А тут, похоже, все богаче ярлов! – удивлялся Сигурд.

– Понятно, почему этот Арсабер захотел прибрать город к рукам, – заметил Флоки Черный, словно оправдывая изменника, жаждавшего богатства.

– И поэтому же Никифор хочет вернуть его себе, – заметил я, утирая пот, застилавший глаза.

Мы поднялись на вершину увенчанного церковью холма, где можно было наконец-то передохнуть от утомительной жары. Порыв ветра принес сладкий аромат цветов и меда. Эгфрит заторопился к церкви, которая сияла такой белизной, что глазам было больно. Мгновение – и он уже стучал в дверь, а потом исчез внутри. Мы стояли и смотрели вниз, на восток. От подножия холма вдаль простирался самый огромный базар, который я когда-либо видел. Торговцы и покупатели гомонили под разноцветными навесами, сливающимися в один яркий ковер. Под нами будто бы бурлил океан, гораздо более шумный, чем настоящее море, раскинувшееся на востоке. Блуждая до гигантской стены с башнями, взгляд задерживался на дворце, который Тео было велено нам показать. Императорский дворец стоял на юго-восточной оконечности мыса, за огромной ареной, напоминающей клинок. К северу, на невысоком холме, находилась самая большая церковь Белого Христа, которую мы когда-либо видели. Ее крыша, по форме похожая на крышу мечети синелицых, которую мы прозвали Гердовой Титькой, сияла золотом и была увенчана крестом. Дворец же виделся скоплением белых и красных круглых крыш, но ни во Франкии, ни в Риме мы не видели ничего величественнее.

– Тут живет базилевс… император, – кивнул Тео на дворец.

Флоки Черный пробормотал, что это и так уже все поняли. Но потом греческий воин указал куда-то дальше дворца, и я было подумал, что он показывает на море или плывущий по нему корабль.

– Почему этого чертова монаха никогда нет поблизости, когда он нужен? – проворчал Сигурд.

– Он показывает вон на то здание, дальше от дворца, – пояснил я, щурясь от ослепительного полуденного солнца.

Тео разразился потоком слов, из которых я понял только одно – «Арсабер», хотя ненависть, которая исказила смуглое лицо Грека, говорила сама за себя.

– Мой греческий, к сожалению, плох, – сказал неожиданно вернувшийся Эгфрит. – Полагаю, Тео говорит, что изменник предпочитает жить во дворце Буколеон. Вон в том роскошном здании на берегу. Видите? Оно еще со стенами порта соединено.

– Вижу, монах, – ответил Сигурд, стискивая зубы и затягивая свои золотистые волосы на затылке кожаным шнурком. – Ворон, ну-ка, объясни Эгфриту, в чем самая большая глупость Арсабера. – Растрескавшиеся от морской соли губы ярла расползлись в ухмылке.

Я поглядел на Флоки. Тот ободряюще кивнул – знал, что мне не терпится сказать.

Я ощутил теплый ветерок на лице.

– Он поселился на расстоянии броска копья от моря, – ответил я, пристально глядя на Эгфрита. – А мы – морские волки.