Поэтому, чтобы осуществить задуманное, Бруно необходимо было выманить Этриха и Изабеллу в настоящее. Вот уж когда он до них доберется! Шагая по мокрой траве, он размышлял о том, как именно расправится с обоими. Скоро, совсем скоро он позабавится всласть.

Очутившись в бабушкиной спальне, Изабелла испытала противоречивые чувства. С одной стороны, это было изумительно. Бабушка предстала перед ней наяву, живая и невредимая и в точности, до мельчайших черточек, такая, какой она ее помнила.

Но с другой… Что-то во всем этом было не так, какой-то пустяк, какая-то неуловимая мелочь мешали ей полностью принять происходящее и с наслаждением погрузиться в знакомую атмосферу.

– Ты помнишь Петера Йордана? – Старушка сидела за прикроватным столиком и прихлебывала чай из изящной фарфоровой чашки.

– Нет, бабушка. Кто это?

– Друг нашей семьи. Из провинции. Он рисовал животных. Однажды в его городок приехал цирк. У них был старый верблюд, он тяжело заболел, и вот они решили, что он умирает, и предложили Петеру забрать его. Он согласился, и животное прожило еще целых пять лет. До чего же забавно было ходить к ним в гости – придешь, а на заднем дворе стоит верблюд. По правде говоря, здоровье у него и впрямь было неважное. Кажется, он даже ослеп на один глаз.

– Петер Йордан или верблюд?

– Верблюд. Петер Йордан умер через несколько дней после того, как мне исполнилось восемьдесят три. Он приходил меня поздравить. Хочешь с ним познакомиться?

– Что ты имеешь в виду? – Изабелла помнила, что в последние годы жизни бабушка порой заговаривалась.

– То, что сказала: хочешь познакомиться с Петером Йорданом?

– Но ты только что сказала, что он умер, бабушка.

– Так ведь и я тоже, детка. Ну и что с того?

Изабелла медленно отодвинула стул и присела к столу:

– Выходит, ты знаешь, что умерла?

– Разумеется. Он очень интересный человек. Уверена, он тебе понравится.

– Бабушка, я не хочу знакомиться ни с каким Петером Йорданом. Я хочу поговорить с тобой о другом.

– Это насчет того, что я умерла? Но ведь и ты об этом знаешь. А раз так, то что к этому можно добавить? Ничего. – Она подлила себе еще чаю. Рука ее слегка дрожала, но так было всегда. Носик заварного чайника едва слышно постукивал о край чашки. Наполнив ее, бабушка медленно и аккуратно поставила чайник на место. И по своему обыкновению на миг сжала его морщинистыми ладонями, чтобы согреть их. Она перехватила взгляд Изабеллы, устремленный на ее руки, покрытые старческими пятнами. – Нипочем бы так не сделала в свои молодые годы. У меня была очень чувствительная кожа, я не могла прикасаться к слишком горячим или холодным предметам. Даже мороженого не ела, от него у меня болели десны. А теперь, смотри-ка, стала совсем как ящерица, что греется под солнышком.

Изабелла, любившая свою бабушку едва ли не больше всех на свете, сейчас едва удерживалась от того, чтобы не встряхнуть ее за плечи.

– Бабушка, прошу тебя, не уходи от разговора. Ты, оказывается, знаешь, что умерла, но за все время, что я здесь, ничего мне об этом не рассказала.

Старая женщина сделала большой глоток из своей чашки, над поверхностью которой, когда она с шумом выдохнула, заклубился пар. Пожав плечами, она с кислой миной произнесла:

– Изабелла, ты ведь давным-давно в курсе, что я умерла. Мне это тоже известно. Чему тут удивляться?

Изабелла почувствовала себя виноватой. Ведь, добиваясь от бабушки правды, сама она многое от нее утаивала.

– Но ты-то откуда это узнала?

– Поверь, мертвые знают, что мертвы.

– Мне немного не по себе. Здесь…

Бабушка кивнула:

– Понимаю, о чем ты. Все, что ты видишь вокруг, немного не такое, каким было в прежние времена. Заметила? Вглядись внимательней. Это потому, что комната и все, что в ней, – наши ожившие воспоминания. Твои и мои. Общие.

Изабелла до мелочей помнила эту комнату. В последние годы жизни старая женщина покидала ее, разве только чтобы сходить в туалет. Изабелла провела здесь так много времени, что все детали окружающей обстановки навеки врезались ей в память.

Но теперь она ощутила едва ли не враждебность, которую источали столь милые ее сердцу вещи. Она со страхом и недоумением огляделась по сторонам.

Бабушка перегнулась через стол и потрепала ее по руке.

– Тебе нечего бояться, милая. Вспомни-ка, минуту назад я поморщилась, когда отпила из своей чашки. А знаешь почему? Потому что мой чай превратился в какао.

Изабелла весело улыбнулась, ей больше не было страшно.

– Мы всегда пили здесь вместе какао. Почти каждый день, когда я приходила домой из школы.

– Верно. А теперь я открою тебе одну тайну, моя милая, я ненавижу горячий шоколад.

Изабелла расхохоталась. Эту традицию они с бабушкой соблюдали в течение долгих лет. Она вбегала в спальню и с порога начинала рассказывать старой женщине о своих школьных делах, а та с улыбкой слушала ее. На столике Изабеллу всегда поджидал кувшинчик с горячим какао и ванильное пирожное.

Она все смеялась и смеялась и никак не могла остановиться.

– Надо же, а я об этом не догадывалась.

– Зато теперь знаешь, как обстояло дело. – Бабушка улыбнулась. – Смерть, знаешь ли, от многого избавляет. Например, от необходимости пить какао. Я-то ведь представила, что в моей чашке чай. А ты вообразила, что в ней какао. Твои воспоминания оказались живее, сильней моих, и чай превратился в какао.

– Но если на самом деле это не твоя спальня, а наши ожившие воспоминания, то тогда где же мы сейчас находимся?

– Где? Я умерла, а ты жива и пришла меня навестить. Твой приятель, прежде чем привести тебя сюда, убедился, что здесь ты будешь в безопасности, пока он не решит кое-какие проблемы там, в вашем времени.

– Так это смерть? – Изабелла бросила опасливый взгляд по сторонам.

– Что-то вроде промежуточной станции. Ты сюда прибыла из одного пункта, я из другого. – Бабушка улыбнулась, на ее морщинистом лице появилось лукавое выражение, которое Изабелла хорошо помнила, – не иначе как старая женщина собралась пошутить. – Представь, что мы сидим в придорожном кафе, на полпути между Веной и Зальцбургом. Не хочешь ли кое-куда сбегать, воспользовавшись остановкой?

– Так всегда говорила мама, когда мы путешествовали в автомобиле. Ты знаешь, где сейчас Винсент?

– Нет, моя милая.

– Ты можешь ему чем-нибудь помочь?

– К сожалению, нет. Все это для меня так ново. Я только недавно научилась беспристрастно взирать на собственную жизнь. Влиять на то, что происходит у вас, мне не под силу.