Изабелле вспомнились слова Коко о том, что после смерти каждый сперва попадает в чистилище, а потом – в Мозаику.

– Можешь мне рассказать, на что это похоже?

– Могла бы, но ты все равно ничего бы не поняла. Нет, я вовсе не считаю тебя глупой, просто дело в том, что рассмотреть с полной отчетливостью свой жизненный путь можно только после того, как он закончится. Чтобы увидеть жизнь такой, какая она есть, надо оборвать все связи с ней, из участника превратиться в стороннего наблюдателя… И потому делиться с тобой моим опытом – все равно что объяснять решение математической задачки ученице, испытывающей оргазм.

– Бабушка!

– Я тебе правду говорю. Смерть – это спокойная ясность, которая воцаряется в душе после оргазма, а жизнь – это сам процесс.

Изабелла усмехнулась:

– Надо же, я всегда считала, что секс занимает в жизни значительное место, а ты говоришь мне, что секс это и есть жизнь?

Этрих медленно открыл глаза, заранее опасаясь того, что должен был увидеть. Как он и думал, он снова очутился совсем не там, куда направлялся, не в больничной палате, где прошли последние часы его жизни, а на открытом пространстве под ночным небом. Неподалеку горел огромный костер. Морской прибой шумел, перекрывая своим шумом треск сучьев и рев пламени.

Этрих огляделся по сторонам. На сей раз его занесло на какой-то пляж. Тщетно пытаясь угадать, в каком времени плещутся эти волны, горит этот костер, он вдруг услыхал голос и окаменел от неожиданности. Изабелла как-то раз сказала ему, что стоит услышать знакомый голос в неподходящем месте, и ты цепенеешь, не в силах пошевелиться, будто это голос Медузы. Этрих запомнил сравнение.

Голос, который он услышал, ничуть не изменился. Единственным, чем бог не обделил его обладательницу, Медузу, хорошо знакомую Этриху, была способность вечно скулить и хныкать. Зато уж с этим она справлялась безупречно. Была ли Медуза оживлена или угрюма, пребывала ли она в радостном возбуждении или глубокой тоске, ее голос всегда оставался одинаково плаксивым.

– Ну ты бы хоть подождал, пока совсем стемнеет. Увидят же!

Вот именно эта фраза привела Этриха в тоскливое замешательство. Не только голос, но и слова. Слова, навек сохранившиеся у него в душе, как если бы их высекли резцом на твердом граните воспоминаний.

Она лежала под ним на песке, и краешком глаза он видел ее желтые трусики. Джиджи Дардесс, девушка, с которой он впервые в жизни занимался любовью. У нее была смазливая мордашка, большая грудь, скверная репутация и этот голос. Этрих, шестнадцати лет от роду, пригласил ее на праздник по случаю окончания учебного года, потому что жаждал лишиться невинности, а Джиджи, судя по всему, была именно той, кто мог ему в этом помочь.

Подобно всем молодым людям на планете, он начал с мечтаний о том, что рано или поздно в его жизни произойдет чудо и первые красавицы школы, Андреа Шницлер и Дженнифер Холберт, вдруг снизойдут до него. Но королевы не удостаивали Винсента Этриха даже взглядом, и в глубине души он понимал, что рассчитывать на их внимание попросту глупо. Поэтому, как и большинство молодых людей, он опустил планку своих сексуальных притязаний ниже, еще ниже, еще, пока не погрузился на самое дно, как подводная лодка. И вот, выглянув однажды в перископ, он увидел проплывавшую мимо Джиджи Дардесс.

Он не раздумывая пригласил ее на праздник. Она нисколько не удивилась – вздохнула, на миг подняла на него глаза и буркнула: «Ладно» таким тоном, словно согласилась выполнить тяжелую работу.

Но как бы там ни было, через две недели они очутились на этом пляже. События развивались стремительно. Стоило небу подернуться вечерней дымкой, как школьники, разбившись на пары, разбрелись кто куда.

После первого же поцелуя Джиджи безропотно позволила ему любые прикосновения. Такое начало повергло Этриха в некоторое замешательство, потому что он совершенно не представлял себе, как следует действовать дальше. Теоретически он был подкован неплохо. Последние годы почти все его разговоры с приятелями так или иначе вращались вокруг секса. Беда заключалась лишь в том, что приятели были столь же неопытны. Этрих прилежно читал советы из «Плейбоя», но много ли толку от сухой журнальной статьи, когда в твоих руках живая страстная девица? Он чувствовал себя так, словно вел по горной дороге грузовик со взрывчаткой.

В отчаянной попытке спасти положение он принялся шарить рукой в ее трусиках. Может, ему наконец повезет и он сумеет отыскать клитор. Через мгновение она прохныкала:

– Ну ты бы хоть подождал, пока совсем стемнеет. Увидят же!

Душу юного Этриха раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, ему не терпелось стать мужчиной. Любой ценой. Но с другой стороны, он очень желал, чтобы и Джиджи получила удовольствие. Он считал, что будет справедливо, если она его научит, как это правильно делать, ведь ее опыт в таких делах был, судя по слухам, весьма богат. И в то же время ему очень хотелось выказать себя в ее глазах классным парнем, мастером своего дела, каких еще поискать надо!

Если все пойдет как надо, он сегодня вечером станет мужчиной. Когда-нибудь потом он встретит необыкновенную женщину и они навек полюбят друг друга, как в голливудских фильмах, и будут вместе, пока смерть не разлучит их. Однако до всего этого еще далеко, а пока надо постигнуть основу науки любви. Но как ее постигнешь, когда девица ничем не желает тебе помочь? Она позволяла ему делать все, что угодно, только он не мог сообразить – как это следует делать.

Не дождавшись от нее ни слова, он снова принялся целовать ее, вернулся к невинно-лимонадным поцелуям в надежде, что постепенно все между ними пойдет как надо.

Этрих даже во времена своей невинной юности целоваться умел классно, но Джиджи целовалась так, словно наклеивала почтовую марку. Все его старания ни к чему не привели. На какие бы ухищрения он ни пускался, как бы страстно ни орудовал языком, Джиджи не возбуждалась.

Юному Этриху пора было снова переходить к более решительным действиям, но он никак не мог оторваться от губ Джиджи. Он просто не знал, что делать. И тогда взрослый Этрих понял, что должен ему помочь.

– Проведи пальцами по ее лицу, – сказал он едва слышно. – Коснись ушей, дотронься до шеи. А потом туда же и поцелуй.

Он произнес это вслух от досады, зная, что юноша его не услышит. Давать ему советы было все равно, что обращаться к героине фильма: «Не отпирай дверь! Не ходи в подвал!» Ведь, несмотря на подобные предупреждения, она непременно спустится в подвал, где ее и прикончат. Так что Этрих был уверен: паренек его не услышит.

Но оказался не прав. Через несколько мгновений, во время очередного безнадежного поцелуя мальчишка вдруг широко раскрыл глаза и слегка отстранился от Джиджи. На него словно озарение снизошло. Он медленно приблизил правую руку к ее лицу и стал гладить щеки и круглый подбородок. Оба они взглянули друг на друга совсем иначе, чем прежде, между ними действительно пробежала искра.