— А ты? — вдруг вспыхнули глаза Луизы. — Ты принадлежишь мне?

— Я всегда принадлежал тебе, — произнес он, не успев остановить вырвавшееся признание.

— Тогда возьми меня сейчас, — просипела она. — Я молю тебя, муж… покажи мне, что мы принадлежим друг другу…

Саймон так и поступил. Изогнувшись, он так глубоко вошёл в неё, что она дёрнулась, затем с губ Луизы слетел проникновенный вздох чистейшего, восхитительного удовольствия.

Он лишь ещё больше распалился. Он снова и снова двигался в ней, поглаживая спереди её влажную жемчужину, в то время как туда-сюда скользил сзади в её влажном проходе. Он пососал гладкий покат её плеча, затем укусил сзади изящную шейку, жалея, что не может проглотить её целиком.

Чем энергичнее он погружался в неё и ласкал, тем сильнее учащалось её дыхание, и сильнее впивался в него её взгляд в зеркале, пока они оба уже не задыхались, сражаясь, словно дикие животные, за превосходство, и каждый непременно хотел первым заставить другого потерять контроль.

В конечно счёте, они достигли оргазма почти одновременно. Тело Луизы напряглось, перед тем как она пронзительно вскрикнула и осела в его руках. Мгновением позже Саймон достиг собственного экстаза и излил в неё семя.

Его семя, которое никогда не приживётся.

Блуждающая мысль всплыла в его сознании как раз в момент, когда он обнимал её, наполняя, а сердце его неистовой какофонией колотилось в ушах. Он, как можно скорее, выкинул эту мысль из головы.

Время. Ей нужно время. Он мог дать ей время, если должен.

Понадобилось несколько секунд, чтобы дыхание его замедлилось, и чуть больше времени, чтобы его удовлетворённый «петушок» выскользнул из неё. Как только Луиза это почувствовала, то повернулась так, чтобы обнять его за талию и притянуть к себе поближе.

Саймон поцеловал её, завладев сперва её ртом, потом ухом и ложбинкой её горла.

— Это было очень… интересно, — пробормотала она, когда он добрался до её шеи. — Никогда не представляла… занятие любовью таким вот способом.

— Имеется сотня способов занятия любовью, и я хочу, чтобы мы испробовали каждый из них.

В тот самый момент, как на лице её мелькнуло возбуждение, Луиза задумчиво посмотрела на него.

— Где ты научился такому разнообразию любовной близости? За время молодости, которую провёл в борделе?

Саймон вздрогнул, затем вспомнил, что выболтал в гневе.

— Похоже, — уклончиво ответил он, изогнув рот для поцелуя.

Луиза отвернулась.

— Почему ты провёл свою молодость в борделе, а потом… сохранял целибат в Индии?

— К тому времени я пресытился ими, — признался он.

Узнай она когда-нибудь всю правду о том времени его жизни, открыла бы слабое место, которое осталось у него, несмотря на треклятое дедово воспитание. И тогда она бы воспользовалась этим, чтобы управлять им. Он в этом не сомневался.

— Большинство мужчин… — начала она.

— … не обсуждают свою лихую молодость с женами, — закончил Саймон. Подняв её на руки, он вышел из гардеробной. — Это было давным-давно, вряд ли стоит об этом говорить. Я, как и все юноши, бездарно растрачивал своё семя. Но теперь, я достаточно повзрослел, чтобы засеять нечто более плодородное…

Он, застонав, прервался.

— Прости меня, — пробормотал он, пронося Луизу через её спальню, и без остановок добрался до своей.

Она зарылась лицом у него на груди.

— Не тебе извиняться. Это я…

— Всё прекрасно, — коротко произнес Саймон, не желая думать о её тампонах.

— Я только хочу, чтобы ты знал, как я сожалею, что была трусихой и не рассказала тебе.

— Всё прекрасно, — повторил он. Когда он вздрогнула, он смягчил тон. — Мы можем немного подождать с детьми, дорогая.

Дойдя до своей уже расстеленной кровати, он положил на неё Луизу, затем примостился рядом с ней.

— Но я, по правде говоря, хочу кое-что в обмен на свою милость.

Она повернулась к нему, мгновенно настороженная.

— О?

— Больше никаких отдельных кроватей, хорошо?

Расплывшись в улыбке, она прижалась к нему.

— Если это твоё желание. Я исполню его лишь, чтобы…

— Да, я так и думал, — отрезал Саймон, больше ни слова не желая слышать о том, как она увиливала, чтобы заняться своими тампонами. — Делай всё, что требуется, в своей гардеробной. Как справишься, сразу возвращайся ко мне в постель.

Задорный огонёк засверкал в глазах Луизы.

— А что, если моя кровать удобнее?

— Тогда мы двинемся в твою комнату, — он нежно погладил ей щеку. — Пока мы спим в одной кровати, мне не важно, чья она.

В ответ на это её губы тронула мягкая улыбка, от которой бешено заструилась его кровь в венах. Она нежно смахнула локон с его глаз.

— Не ожидала, что ты окажешься таким мужем.

Поймав её руку, Саймон запечатлел поцелуй на ладони.

— О?

— Никогда не предполагала, что ты будешь таким… собственником. Во всяком случае, не тогда, когда получил от меня, что хотел.

Что он хотел от неё? Он и на толику не приблизился к этому. Что деду никогда не удавалось выбить из него, было его самой потаённой слабостью — его жажда сентиментальной привязанности и крепкой любви, которую, как он заметил, выказывают друг другу Трасбаты.

Но это всегда бы ускользало от него. Дед сделал его неспособным давать любовь, неспособным чувствовать ничего, кроме похоти и страстной увлеченности. Да и какая женщина выказала бы перед ним любовь, которую он жаждал, когда он мог дать ей одну лишь страсть?

— Тебя донимает мой собственнический инстинкт? — Саймон затаил дыхание.

— Иногда, — призналась Луиза. Затем, с чувственной улыбкой, провела пальцем вниз по его груди. — А иногда — возбуждает.

Он мгновенно сделался твёрдым.

— Правда? — выдавил он.

Её рука спустилась ниже, к его животу.

— О, да. Может, я и не унаследовала потребность матери в разнообразии относительно мужчин, но определенно унаследовала её… побудительные мотивы.

— Слава Господу, — проскрежетал Саймон, накрывая её рот своим.

Возможно, страсти будет для них достаточно.

Но позже, когда Луиза, спящая, лежала возле него, и ночь прокралась в комнату, которую она наконец согласилась разделить с ним, он уставился в безмолвие и ему еще раз захотелось чего-то большего, более глубокого.

Чего-то, что, как он знал, никогда не мог иметь.

Дорогой кузен,