– Выходит, – не смутившись, сказал он, – я только что дрался с гребаным фейри.

– Они опасны, – сказала она.

– Думаешь, я не знаю?

– И не нужно так их называть. Они этого не любят. Ну что, начинаешь верить мне?

– Нет. Да. Не совсем. Частично.

– С тобой все хорошо?

Ричи морщился от боли:

– Это все мигрень. Приступы, как вспышки радужного света, но он жжет, как кислота.

– Принести чего-нибудь?

– Еще скотч и пиво. Лучшее лекарство, главное – не жалеть его. И я буду в порядке.

– Вид у тебя не очень.

– Тара, я в порядке. Ты вернулась ко мне. Это все, что мне нужно. Единственное лекарство и наркотик, которые мне нужны.

– Ричи!

– Позволь кое-что сказать тебе. Тебя не было двадцать лет. Но меня тоже не было. Я впал в спячку, когда ты оставила меня. Все эти двадцать лет я только и делал, что писал песни о тебе. Ведь я на самом деле не повзрослел, правда? Посмотри на Питера и Женевьеву. Они повзрослели, а я застрял там, где был, когда ты меня оставила.

– О господи, Ричи!

– Но теперь все изменилось. Время вновь пошло. Новые часы начали тикать. Ты вернулась ко мне, вернулась, Тара?

– Да, Ричи.

– Ты вернулась, вернулась?

– Да, Ричи.

Когда создаешь простоту, сердце нередко трепещет; порядок восстановлен, кривизна выпрямлена. Но порядок – это понимание того, что вещи не могут быть простыми, что в мире царит сложность и это нужно признать.

Марина Уорнер

Джек подобрал пакет с останками кота и обошел Тару и миссис Ларвуд, избегая вступать с ними в разговор. Миссис Ларвуд, кажется, хотела его остановить, осыпала его похвалами, рассказывая Таре, как он помог ей с компьютером и какой он вообще хороший мальчик; Джек пробормотал, что торопится. Тара сказала что-то насмешливое, поддразнивая его. Обе, она и миссис Ларвуд, захихикали.

Но, отходя от них, он чувствовал, как они буравят взглядом его спину. Может, пластиковый пакет настолько прозрачен, что силуэт кошачьего трупика отчетливо прорисовывается? Джека подмывало взглянуть на пакет, проверить, насколько прозрачен пластик; только наверняка этим он привлечет внимание к тому, что в пакете, и его тайна будет раскрыта, а потому продолжал шагать, глядя прямо перед собой, мучительно и целеустремленно, как робот.

Пройдя так с полмили, он наткнулся на мусорный контейнер, стоявший на дороге около ремонтировавшегося дома. Контейнер был заполнен битым кирпичом, старой штукатуркой и дранкой плюс всякой сантехникой, выдранной из старого дома. Джек проверил, не видит ли кто его, и бросил пакет в контейнер, сверху закидав его дранкой.

Оттуда он поехал на автобусе в город и отправился прямиком в «Кэтлайн» – кошачий приют, адрес которого нашел в интернете. Среди фотографий на сайте приюта он нашел то, что искал; кот как две капли воды походил на кота миссис Ларвуд. По крайней мере, с угрызением подумал он, на кота миссис Ларвуд прежде, чем тот был застрелен (им, Джеком), закопан, разложился и был вырыт снова. Выбранного кота звали неважнецки – Морозко, но это была разрешимая проблема: насколько Джек знал, кошки, в отличие от собак, не привыкают к своей кличке. Было маловероятно, что какой-нибудь случайный человек позовет его и тот отзовется на кличку. Все, что было нужно, – это узнаваемый ошейник миссис Ларвуд, верней, узнаваемый ошейник кота миссис Ларвуд. Джек чувствовал, что у его авантюры есть все шансы на успех.

В регистратуре Джек, краснея, объяснил женщине на последнем сроке беременности, что он списывался по электронной почте с некой Джоанной. «Какого черта я краснею? – зло подумал он. – Совсем не к чему краснеть». Пока он боролся со смущением, означенную Джоанну вызвали из чрева кошачьего приюта.

У Джоанны, одетой в облегающие, но грязные джинсы, были черные волосы, нависавшие на глаза, и томный взгляд. Джек подумал про себя, что она просто ух для такой старой чувихи, хотя ей, наверно, здорово больше, чем двадцать один, и, следовательно, ему тут ловить нечего. Но когда та глянула на него из-под своей черной челки, он залился краской и ничего не мог с собой поделать. Даже оттуда, где он стоял, чувствовалось, что от нее пахнет кошачьей шерстью. Или чем-то подобным. У него аж мурашки по коже забегали.

– О, не представляла, что переписываюсь с таким симпатичным молодым человеком, – сказала девушка беззаботно.

Теперь он не просто покраснел, это было сущее цунами. Вся кровь на секунду отхлынула от его побледневшего лица, но лишь затем, чтобы, собрав силы, прихлынуть вновь. Волна, как пенный алый прилив, поднималась от шеи и затылка по щекам и разбивалась о волнорез ушей. Ужасней всего были уши. Они пылали. Он знал, что в таких случаях уши у него становятся цвета розового фламинго, и ненавидел себя со страшной силой. Ненавидел до самых до печенок за то, что краснеет так отчаянно.

Джоанна ждала, когда он что-то скажет. А он не мог. Язык прилип к гортани.

Она выразительно и насмешливо склонила голову к одному плечу, потом к другому, терпеливо выжидая, когда он заговорит. Наконец сложила кончики пальцев и подперла ими подбородок. Глаза ее смеялись.

– Морозко, – выдавил Джек.

– Ну да, не май месяц.

– Кот.

– Да уж не без того, здесь же кошачий приют. В курсе, да?

Джоанна перенесла свой вес с одного бедра на другое, и Джек почувствовал самую могучую и самую несвоевременную эрекцию в своей юной жизни. Теперь и женщина за столом регистрации тоже глядела на него как-то странно. Джек подумал, что они обе видят его невероятную эрекцию. Он ненавидел себя за нее, за покрасневшую физиономию и ненавидел молодую женщину Джоанну и ее насмешливые глаза. Какое она имеет право так возбуждать его? Ему ведь даже не нравится, как она пахнет.

Джоанна переглянулась с женщиной за столом.

– Хочешь взглянуть?

С некоторым облегчением Джек понял, что Джоанна обращается к нему, а не приглашает женщину за столом полюбоваться его явно заметной эрекцией. Он кивнул. Она сделала знак следовать за ней в глубину приюта. Он задержал дыхание и успокоился, обнаружив, что может наконец вновь вздохнуть полной грудью. Зад молодой женщины покачивался перед ним – пришлось быстренько отвести глаза. Он сделал ошибку, шумно выдохнув – совершенно непроизвольно, – и она оглянулась на него через плечо.

Кто-то позвал Джоанну из лабиринта уставленных клетками проходов, и она на секунду оставила его, чтобы поговорить с коллегой; он был очень благодарен передышке. Когда та вернулась, он обнаружил, что почти восстановил способность членораздельно изъясняться.

– Мы списывались по мейлу, – сказал он.

– Ну да.

– О том, чего я ищу.