Раздраженно зарычал и выкинул, не глядя, всю пачку за спину, где помявшиеся листы подхватил неожиданно налетевший порыв ветра. Он же пригнал скомканную газету, уткнувшуюся в ноги как брошенный щенок. Нагнулся. Поднял. Развернул. Текст и даже заголовки не разобрать, буквы кривляются, растекаясь грязными пятнами. Он щурится, подносит газету ближе к глазам, но буквы скачут и убегают прочь – нет, ни слова не разобрать… Даже название, набранное аршинными буквами, стоит на него взглянуть, тут же расплывается размытой кляксой. Снова скомкал газету и бросил ее в урну, а сам сел на скамью, приткнувшуюся у глухой стены станционной кассовой будки. «Должен же быть следующий поезд! Хотя бы утром…» Навалилась усталость, и он задремал, точнее, провалился в бездонный колодец сна.

Проснулся от уханья филина. Послевкусие сна. Дрожащая метареальность подсознания, путешествующего в тонких мирах… «Чье это царство? Асмодея? А, точно – Морфея!» Кругом все тот же сумрак. Бросил взгляд на висящие на желтой будке часы. Их стрелки не сдвинулись ни на минуту. «Когда я вышел из вагона? Пять минут назад? Или пять дней? А может быть, лет?» В кармане что-то брякнуло. Осенило: «Ну конечно же! У меня есть собственные часы!» Запустив руку в жилетный кармашек, достал старый дедовский хронометр на цепочке. Их стрелки замерли в точно таком же положении, что и станционные. Вид часов пробудил какие-то смутные воспоминания. «Да, да! Они же отстают по ночам ровно на час, на самом же деле они так запасают время впрок, чтобы отдать его хозяину днем, в те моменты, когда ему его недостает…» Нахмурился. «Что за бред?.. Это же фельетон! Вспомнил! Это фельетон, что я написал для одной газеты. Да, точно! Написал…»

Новые воспоминания заставили пошарить по карманам в поисках чего-то, что позволит сознанию зацепиться и выкарабкаться наверх.

Вновь полез за пазуху и на этот раз выудил из внутреннего кармана пиджака аккуратную, стянутую вертикальной резинкой записную книжку с обрезанными полукруглыми углами и огрызком карандаша в специальной петельке сбоку. Резко сбросил резинку, раскрыл и принялся листать, может, хоть это поможет рассеять туман в голове… Вот! Что-то написано, и буквы не разбегаются, а смирно стоят на своих местах. Резкий, мельчащий, угловатый почерк: «…Человек проживает жизнь как улитка, ползущая по листу и оставляющая жирный след. Вот эти сгустки слизи и есть так называемое творчество. Это просто отходы жизнедеятельности особей с деформированным сознанием. Иногда их называют выродками».

Резкий скрип тормозов прервал чтение. У края платформы остановился небесно-голубой автомобиль с мягкими, плавными обводами, посаженный на железнодорожную колею. В голове всплыло название – автодрезина. «Где я такую видел? Горы, лес, тоннель, река. Вроде бы Дрина… Или Дунай? Где это вообще? Или это была кинокартина?..»

Дверь распахнулась. На водительском месте сидит девушка, руки в черных блестящих перчатках лежат на руле.

– Привет. – Она поворачивается и окидывает хрустально-ледяным обжигающим взглядом.

Он наклонил голову и, поймав электрический разряд ее глаз, вздрогнул всем телом. Она или не она? Он попытался воскресить в памяти ускользающий образ и спустя пару мгновений неуверенно произнес:

– Я видел вас во сне…

– Я знаю. – Она совсем не удивлена, скорее даже наоборот. – Садись. Пора ехать, пока стрелку снова не перевели. – Она вновь смотрит вперед, в нетерпении теребя рычаг переключения передач.

– Ехать куда? – Недоумение наполняет его взгляд.

– Вперед. Скорее же! Ты же хотел уехать. Или ты правда хочешь захлебнуться и утонуть? – Капелька отчаяния проступает в ее голосе.

– Утонуть? – теперь он по-настоящему удивлен. – В чем?

– В безразличии конечно же! – Она поднимает глаза вверх, поражаясь его непонятливости. – Давай быстрее, мы и так опаздываем. Пора выбираться отсюда!

– Выбираться куда? И что там? – Он очень медленно соображает и задает множество глупых вопросов.

Она глубоко вздохнула и резко выдохнула:

– Какая разница? – Нотки нетерпения и раздражения, теперь она и правда злится. – Главное – движение, цель не важна, да и вряд ли достижима. Она лишь символ… – На секунду замолкнув, она смахнула выбившуюся прядь волос и резко закончила: – Хватит слов! Просто садись! – Хлопает ладонью по креслу рядом с собой. Звук от шлепка, будто взрывная волна, наполняет стерильный вакуум пустоты.

Он устроился на пассажирском сиденье, сразу почувствовав, что придавил что-то спиной. Запустив руку за спину, он вытянул куклу, сшитую из кусочков тряпочек, вместо глаз пришиты две разномастные пуговки, а под ними заштопка, изображающая рот.

– Это – Потеряшка, – коротко пояснила она, включая радио. Сквозь шум и треск помех откуда-то издалека пробивалась все крепнувшая мелодия с оттенком оранжевой грусти. – Но теперь он нашелся… – она нажала на стартер, – в общем, не важно. Просто пересади его назад. Только аккуратно.

Толстая подошва ее тупоносого ботинка надавила на педаль, и небесно-голубой автомобиль бесшумно тронулся, прорезая синеватый мглящийся вечерний туман струей искрящегося электрического света.

Февраль 2017

Он закрывал глаза и видел все это. Молодецкая юность на большой дороге в южных степях и университеты, которые он прошел в старинном каземате в центре холодного купеческого города, где отбывал пожизненную каторгу. Там люди с горящими глазами, называвшие себя «революционеры», научили его читать, пристрастили к книжному знанию. Там он из разбойника с кистенем превратился в политического. Девять долгих лет, пролетевшие как один день.

А потом революция и неожиданная свобода. Гражданская война. Митинги, переросшие в бои, и бои, выродившиеся в митинги. Кавалерийские сшибки и штурмы городов на бронепоездах. Дни торжества и в конце отступление с боями за границу захваченной узурпаторами родины. Проиграна битва, но не война. Распыление повстанческой армии, переформирование ее в международную партию. Черный интернационал. Турне по охваченной предчувствием грядущих перемен Европе. Многотысячные митинги, выступления, уличные бои. Студенчество европейских столиц делает его своим знаменем. Блестящая победа в серии диспутов на объединительном съезде в швейцарском Берне над главным конкурентом в борьбе за влияние на умы молодых бунтарей. Несмотря на полемический дар, бывший идол терпит поражение и как оплеванный бежит из Берна прозябать в забвении задворок Латинской Америки. Пламенный взор вдохновителя первой революции потух за круглыми стеклышками пенсне, щегольская бородка клинышком распалась и повылезла. Он же стал ночным кошмаром империалистов всех мастей и окрасок. Новый Гарибальди, обретший свой Пьемонт в борьбе за Республику в Южной Европе. Его интернациональный корпус под черным знаменем вышвырнул за Пиренеи объединенных интервентов – непримиримых ранее красных и коричневых. Добровольческие бригады одного диктатора, вынужденно соединившиеся с легионом другого, позорно бежали под ударами его черного фронта, отстоявшего республику.