– Чего не будет? – уточнил Коршун.

– Медленной смерти, – сказал Синклер. – Ты почти убил. Меня медленно. Я такой услуги. Не окажу. Ты убийца.

– Это верно, – сказал Коршун.

– Ты подлец. Твоя вина в бегстве. Твоя вина. Ты подставил меня. Ради мелкой выгоды. Теперь Хлеборобов нет. И тебя нет.

– Ты удивительно красноречив, – сказал Коршун. – Звук твоего голоса скрасил мои последние минуты. Он настолько мерзотный, что я уже мечтаю увидеть свои мозги на потолке, лишь бы не слышать эти звуки. В тебе мерзотно абсолютно все. Стреляй уже.

Синклер вздохнул.

– Стреляй! – крикнул Коршун.

– Как скажешь, – ответил Синклер.

Коршун зажмурил глаза. «Все-таки даже ему ведом страх смерти», – подумал Горбач. Он чувствовал удовлетворение от того, что один из самых жестоких и беспринципных в мире людей сейчас получит по заслугам.

Когда Коршун крикнул, сзади из-за спин Храбрецов вышла Лиза. До этого она стояла в коридоре – ее оттеснили, чтобы не показывать зал, заваленный заблеванными трупами. Но сейчас Лиза воспользовалась тем, что все смотрели на Синклера с Коршуном и перестали обращать на нее внимание. Горбач хотел сказать ей, чтобы шла назад. Но Лиза увидела все. Она побледнела, как снег. Двинулась вперед, к Горбачу. Наверное, она хотела остановиться, заметив чудовищный пир, но шла вперед на автомате.

Горбач увидел все одновременно. Как палец Синклера бесконечно медленно давит на спусковой крючок, как Лиза бредет к нему через трупы, как Коршун раскрыл глаза и посмотрел на человека с пистолетом с ненавистью, способной прожечь насквозь. Все это происходило в одно мгновение. Коршун тоже увидел Лизу. С его лица сполз оскал. Горбач даже не думал, что у него может быть настолько растерянное лицо.

– Стой, – сказал он хрипло. – Синклер, стой, подожди секунду. Пожалуйста.

Синклер стоял спиной и не видел Лизу.

– Передумал? – спросил он.

– Нет. Подожди секунду, не стреляй, – попросил Коршун тихо.

Он встал, не переставая глядеть на Лизу. Аккуратно высвободил руку, которую держал под мышкой. Горбач разглядел на ней тонкую серебристую проволоку. Коршун размотал ее очень аккуратно, словно баюкал ребенка. Проволока уходила за спину под одежду.

Синклер шумно выдохнул. Ингвар сказал крепкое слово, не стесняясь ребенка. Кто-то из Храбрецов бросился к входу. Горбач медленно соображал, но и он понял, что происходит. Коршун обмотал руку проволокой, связанной со спрятанным под одеждой детонатором.

Детонатор моргал красной лампочкой, блестел маленьким тумблером и радовал глаз цветными проводками. Горбач узнал это устройство. Их использовали для дистанционного подрыва. Коршун очень медленно снял проволоку и отсоединил один из проводков, а после отбросил детонатор в сторону.

– Теперь стреляй, – сказал он. – Только аккуратнее с рикошетом, постарайся, чтобы пуля застряла. Обе стены заминированы, их сложит вместе… вместе со всеми. Как карточный домик.

Сзади тихо матерился Ингвар. Он отдавал короткие приказы и требовал саперов. Синклер потрясенно переводил взгляд с Лизы на Коршуна. Тот больше не пытался казаться храбрым, перестал бравировать, даже поза стала спокойной. Он сидел на полу, закрыв лицо руками, и ждал выстрела. Синклер опустил пистолет, плюнул на пол рядом с Коршуном и вышел из зала. Горбач пошел за ним. По дороге он взял Лизу за плечо и повел с собой. Она не сопротивлялась.

На выходе из зала Горбач подтолкнул Лизу вперед, обернулся и увидел, что Коршун сидит в той же самой позе. Он так и сидел, пока его не начали избивать бойцы Ингвара. После Коршуна крепко связали и бросили в ту самую комнату в конце зала – надо думать, до выяснения. Бойцы, матерясь, крепко закрыли тяжелую дверь. Двое встали караулом.

Горбач вышел на улицу. Он сощурился – после полутьмы тронного зала дневной свет ударил по глазам. Внутри Горбача творилось что-то странное. Ингвар быстро курил. Рядом стоял Синклер. Он придерживал Лизу за плечо. Та смотрела в землю, ее лицо ничего не выражало, словно она была не здесь. Филин подошел и, спросив разрешения у Синклера, увел Лизу к маленькой полевой кухне, что стояла рядом с оцеплением.

– Вы поняли, что произошло? Вернее, что едва не произошло? – спросил Ингвар.

– Более чем, – ответил Синклер. – Он заминировал зал. На всякий случай. Случай произошел.

– И какого хрена он не взорвал нас сразу? – спросил Ингвар задумчиво.

– Ждал.

– Кого?

– Вас. Вашего помощника. Хотел мести, – сказал Синклер.

– Ну, мы пришли, зачем трепался дальше? Ну, допустим, хотел поиздеваться, это я могу понять, – сказал Ингвар и быстро затянулся по-солдатски. – Но почему передумал?

– Потому что. Я ошибся.

– В чем?

– Долго рассказывать.

– А почему вы его не порешили в итоге?

– Та же причина.

– Ладно, черт с вами. Вечером приглашаю на чай, поговорим плотнее, – сказал Ингвар. – Кроме того, хочу заранее дать понять – есть очень важный разговор. Речь пойдет о найме некоторым образом.

– Найме куда? – уточнил Синклер.

– Миссия в Москве, – сказал Ингвар.

– Дети тоже? Нужны для разговора? – спросил Синклер.

– Дети тоже нужны, дети вообще нужны в первую очередь. Вечером жду вас всех, – сказал Ингвар. – И не пытайтесь покинуть город. Филин обеспечит вас всем необходимым.

Их разместили в казарме рядом с домом правительства. Владимир был богатым городом, и центр тут содержался в приличном состоянии. В комнате нашлись настоящие железные кровати, столик и даже маленькая печка. На окне стояла герань и еще какой-то цветок, названия которого Горбач не знал. Их с Лизой разместили вдвоем, Синклер поселился отдельно. Он сказал, что ему нужно подумать, и ушел. Филин принес Горбачу и Лизе еды: плоский хлеб на камне, картофель в мундире, соленые огурцы, чайник и банку тушенки. Научил, как разогреть все это на печке, пошутил, что ничего не отравлено. И ушел.

«Странно, – подумал Горбач. – Пару часов назад я умирал с голода. Вот еда, а я не хочу есть». Он взглянул на Лизу. Та тоже проголодалась, но даже не смотрела в сторону стола. Горбач понял, что надо сделать.

– Давай погадаем, – сказал он.

– В смысле? – спросила Лиза.

– На «топор-пилу». Или «пилу-топор», как правильно?

– Ты серьезно, да?

– Да, – сказал Горбач. – Я никогда не был так серьезен.

– Для этого надо, чтобы ты волновался, боялся или умирал, – сказала Лиза. – Просто так не сработает.

– Я очень сильно волнуюсь. И я очень сильно боюсь того, что увижу, – сказал Горбач.

– По тебе не очень скажешь.

– Это правда.