– Любимая, как же с тобой хорошо, – простонал он, продолжая неспешно двигаться во мне вперед-назад. Я чувствовала, он себя сдерживает, боясь сделать мне больно. И понимала, его убьет мысль о том, какую боль он причинил мне в наш первый раз, только тогда я в девственницах ходила, и боль была неизбежна. Мне вовсе не хотелось, чтоб он так сдерживал себя. Не сейчас. Хотелось почувствовать его страсть и ту силу, что тянет его ко мне. Не раздумывая, я скользнула руками вниз по его спине, обхватывая ягодицы, и, рванув, заставила двинуться глубже.

– Сильнее, – простонала я ему прямо в губы.

Он тут же вышел почти совсем, а потом резко двинул вперед, припечатав ягодицы ко мне. Удерживая себя в полнейшей неподвижности, судорожно перевел дыхание и склонился своим лбом на мой.

– Блин. Прости. Не хочу, чтоб тебе было больно. Просто сил нет, как я тебя хочу, – шептал он.

– Картер, не бойся, я не развалюсь. Прошу, не сдерживай себя. Ты мне нужен.

Он приподнял голову и взглянул мне в глаза, а я изо всех сил постаралась убедить его: со мной все в порядке. Должно быть, он разглядел правду. Он отвел лежавшую у моей головы руку, пронес ее у меня под боком, пока не добрался до бедра. Подхватил ногу ладонью и поднял ее настолько, что мое колено уперлось ему в бок. Еще раз крепко поцеловав меня в губы, он отвел бедра и полностью вышел из меня. Я в томительном ожидании вжалась ногой ему в бок, и тут он одном быстрым движением вошел в меня полностью. На этот раз он проник гораздо глубже, а я, приветствуя порыв, двинулась, приподняв бедра, ему навстречу. Он застонал, касаясь моих губ, а я ловила эти стоны ртом, целовала его всем, что у меня было. Руки мои все еще не выпускали его ягодиц, я еще крепче вжималась в него, моля продолжать. Он уже не колебался, войдя в такт движений в меня и обратно. Двигался он ровно, проникая как можно глубже, пока мы оба не покрылись потом, не стали ловить ртами воздух, едва отрываясь от губ друг друга и тут же со стонами впиваясь в них снова.

– Черт, малышка, мне не продержаться, если так и дальше пойдет, – простонал он, пытаясь умерить движения.

– Не останавливайся. Я хочу чувствовать тебя, – шепнула я ему в губы.

Я поверить не могла, что эти слова вылетели у меня изо рта, но в них была правда. Мне хотелось почувствовать, как он перестает владеть собой, как получает удовольствие от моего тела. Мне необходимо было знать, что я для него на такое способна.

Он зарычал и остервенело набросился на мои губы, его поцелуй лишал меня разума, плоть его врезалась в меня все учащенней. Кровать скрипела от каждого рывка. Я впилась ногтями ему в спину и обхватила его обеими ногами за пояс, чтоб удержать эту скачку. Язык его забирался глубоко мне в рот, а твердая плоть пробиралась в меня на всю длину, и это распаляло так, что у меня, может, и второй оргазм случился бы, если б только я не услышала легонького стука в дверь.

Картер не замечал ничего, а потому я закрыла глаза в надежде, что наш сын не стоит, вслушиваясь, под дверью, перепуганный до смерти.

Картер оторвался от моих губ, его рывки сделались судорожными. Я понимала: он близок. Как на духу: я не хотела останавливаться, только на этот раз стук в дверь раздался отнюдь не в моем воображении.

«Черт! Черт! Черт! Гэвин, сделай божескую милость, прошу, не говори ничего. Я хочу, чтоб Картеру стало хорошо, чтоб не рухнуло все из-за слабенького голоска, извещающего, что мальчику нужно пописать».

Я – ужасная мать.

– О черт, Клэр, о черт, – стенал Картер.

О Боже, мне заставить его замолчать? Нежненько прикрыть ладонью рот?

Еще один толчок, и я почувствовала, как, пульсируя, он извергается во мне.

О, слава богу. То есть проклятье, неужто уже все? Я это хотела сказать.

– Мамочка, я пить хочу.

Картер рассмеялся посреди своего извержения, скользнул еще несколько раз туда-сюда и рухнул на меня. Несколько секунд мы лежали, стараясь перевести дыхание.

Он ни за что больше не захочет заняться со мной сексом еще раз. Забудь о страхах нашего малыша, я только что нагнала страху на его пенис. Только что я познала секс, лучше которого у меня в жизни не было и повторить который я уже не смогу никогда, потому что член Картера только что скончался.

Покойся с миром, друг мой, покойся с миром. Здесь покоится пенис Картера: любимый член, неутомимый работник и добрый малый во всем.

– Мамочка! – завопил из коридора Гэвин.

– Минутку! – гаркнула я в ответ прямо у Картера под ухом.

Картер приподнялся и с улыбкой посмотрел на меня.

«Вот и дождалась: его член шлет тебе прощальный воздушный поцелуй».

– Дай мне минут тридцать, и мы все проделаем заново. Хотя в следующий раз надежней было бы примотать его клейкой лентой к кровати.

Врать не собираюсь. Клянусь, посреди самой запарки я услышал, как кто-то постучал в дверь спальни. Жизни не хватило б сообразить, кто вздумал постучаться в дверь моей спальни. Тем более в час ночи, когда мой член с головой ушел в девушку моей мечты. А что, если это маньяк-убийца? Откровенно скажу, даже если б кто в тот момент дверь вышиб, я не остановился бы. Разве что, если б у него был пистолет. Вполне могло статься, что от убийцы с ножом мы удрали бы. А вот пистолет… от такого нам бы не уйти. Впрочем, я умер бы счастливым, к тому же – на Клэр.

Потом мелькнула мысль, не Джим ли это вломился и будет теперь стоять под дверью и надоедать мне своими выкриками типа: «Надеюсь, уж с этим-то ты знаешь, что делать» или «Клэр мне как сестра. Если ты ей шесть палок не кинешь, я распотрошу тебя, как рыбу».

Думать в такое время про Джима – это уж ни в какие ворота не лезло, у меня от этого почти все опало.

Почти.

Клэр что-то такое невероятное учудила с собой внутри, отчего возникло ощущение, будто у ее органа имеется кулак и он стиснул мой член, словно полимерную игрушку-антистресс. Спасите-помогите!

Тут я опять перестал себя помнить (а контролировать и подавно). Мне с ней было так хорошо, что я ни за что не хотел останавливаться, да и ее «кулачок» без устали обжимал меня, так что рыдать хотелось, до того хорошо было. Теплый такой, крепкий «кулачок» – идеальный, по мне. Хотелось быть полным балбесом и, как в кино, сказать ей, что для моего члена ее интимное местечко, как яблочный пирог. И не просто какой-нибудь яблочный пирог, а яблочный пирог, который только в самом хорошем кафе бывает. Там, где подают его таким пышным и вкусным, что можно хоть одиннадцать штук слопать. Я готов был слопать одиннадцать миллиардов девушек по имени Клэр. Когда я вонзался в нее, Клэр слегка вскрикивала, и от этого все во мне торопило меня к концу, подгоняло куда быстрее, чем хотелось бы. Слыша эти вскрики, я понимал, что она не хочет, чтоб я останавливался, и от того, что ей хотелось меня чувствовать, у меня головка едва не раскалывалась… обе сразу, то есть.