НеСанни-Дженнифер нахмурилась — слишком много надо было запомнить.

— Просто передай ему «адьос», — велел Бун.

— Адьос, — повторила девушка.

Адьос.

Поиск документов по сделкам с недвижимостью в администрации округа — отличное противоядие для тех, кто, насмотревшись сериалов, захотел вдруг стать частным детективом.

Правда (грустная) состоит в том, что настоящий частный детектив гораздо больше времени проводит за бумажной работой, чем попивая бурбон в компании длинноногих блондинок, которые умоляют сексуально покарать их за грехи, и все это на фоне тоскливых завываний саксофона.

Работа в основном представляет собой нудное и изнурительное копание в бумажках, и Бун за много лет так и не услышал ни единой мелодии Колтрейна.

Гигантское здание администрации округа занимало целых три квартала на восточной стороне Харбор-драйв, в самом центре туристического района. Через дорогу по улице сновали туристы — спешили в морские музеи, переделанные из старых кораблей, любовались списанными авианосцами, совершали круизы по гавани или быстро перекусывали в «Рыбной пещере Энтони». Ниже по Харбор-драйв располагались огромные доки — туда заходили большие круизные лайнеры, из которых опять же вываливались толпы туристов. Толпы растекались по барам и клубам близлежащего района Гэслэмп, катались на велорикшах или просто гуляли по длинной дорожке, тянущейся вдоль пристани, у которой ютились сотни маленьких частных катерков.

Здание же администрации возвышалось памятником незыблемой бюрократии посреди вечного праздника и вызывало в памяти образ строгой библиотекарши, шикающей на всех подряд.

Тут всегда было полно людей — кто-то искал документы, кто-то сдавал экзамены для получения самых разнообразных лицензий, кто-то женился. В общем, всякая такая ерунда. Буну пришлось сделать на Двойке пару кругов по огромной парковке, прежде чем он отыскал свободное местечко.

И вот теперь он сидел в компьютерном отделе, рылся в уведомлениях о переездах, налоговых декларациях и разрешениях на строительство и изучал их, сопоставляя с адресами доставки газет, схемами коммунальных зданий и планом застройки района, в котором образовался оползень. Бун провел там весь день, зато к вечеру у него был список из восемнадцати человек, чьи дома провалились в воронку.

Затем он мысленно прогнал этот список через свою базу местных «плохих парней». Ведь на самом деле очень мало кто готов убить ради денег, даже очень больших. Вообще мало кто способен на убийство, даже «в состоянии аффекта», не говоря уж о хладнокровном преступлении.

Но зато те, у кого хватает на это духу, убивают вовсю. И раз уж речь зашла о Сан-Диего — самом напряженном участке по торговле нелегальными препаратами со времен Адама, — невольно вспоминаешь о деньгах, полученных с наркоторговли, на которые и строят дорогие дома в районах вроде Ла-Хойи. Крупные наркобароны — в основном из Тихуаны — владеют многомиллионными состояниями, которые предпочитают инвестировать в самые дорогие и эксклюзивные жилищные комплексы. И вот они-то как раз могут убить из-за грошей, и неоднократно это делали. Им ничего не стоит убрать человека, вставшего на пути их трех-четырехмиллионных инвестиций.

Но среди восемнадцати домовладельцев таких подозрительных личностей не было. Ни наркобаронов, ни бандитов. Правда, Бун понимал, что на самом деле некоторые из домов могут принадлежать вовсе не тем людям, что прописаны в официальных документах. Но это-то совсем уж тупиковый путь. Так что Бун вновь задумался, кто же еще мог оказаться крайним в этом щекотливом деле о небрежности.

Если «Хэфли» собирается подавать прошение о суброгации, кого они могут засудить? И на кого подаст в суд домовладелец, оставшийся без дома и без выплат от страховщиков?

Либо на застройщика, либо на округ.

На застройщика за то, что допустил пресловутую небрежность, на округ за то, что разрешил застройщику возводить здания в небезопасном месте.

Округ можно сразу отбросить — у них в бюджете нет статьи расходов, куда можно было бы вписать убийство, — значит, остаются застройщики.

Бун вышел из здания администрации и поехал в Мира-Месу.

Здание Управления Сан-Диего по выдаче разрешений на строительство примостилось на неприметной улочке в неприметном районе Северного округа. Обычно, когда речь заходила об этом учреждении, все говорили просто: «Раффин-роуд».

Раффин-роуд — это ад. Планы зданий пропадают тут на долгие годы: местные бюрократы футболят их друг другу, теряют и путают. Застройщики могли объяснить любые, даже самые беспредельные задержки, просто сказав «Я был на Раффин-роуд» или «План застрял на Раффин-роуд», и к ним не возникало никаких претензий.

Среди жителей города бытовало мнение, что при желании в недрах Раффин-роуд можно отыскать Амелию Эрхарт, Джимми Хоффу и даже Святой Грааль, если только удастся найти свободного клерка. Некоторые шутники даже утверждали, будто Осама Бен Ладен скрывается вовсе не на Бора-Бора или в Вазиристане, а в недрах Раффин-роуд, где на него наверняка заведена папочка под названием «Бен Ладен, Осама».

По сравнению с Раффин-роуд Отдел транспортных средств работал быстро и слаженно, как Макдональдс. Каждый, кому хоть раз в жизни приходилось строить новый дом, перестраивать старый или восстанавливать его после пожара или оползня, произносит «Раффин-роуд» таким же испуганным шепотом, каким когда-то произносили «Мост Вздохов», «лондонский Тауэр» и «инквизиция».

Фраза «Мне надо на Раффин-роуд» всегда вызовет у вашего собеседника сочувствие, смешанное с облегчением — какое счастье, что туда надо вам, а не ему.

Даже крепкие кровельщики — драчуны и выпивохи, с презрительной улыбкой работающие на самых высоких небоскребах, — и те начинают дрожать, стоя перед клерком на Раффин-роуд, сжимая в руках воображаемую шляпу и ожидая в тоске, когда же инспектор поставит на их планы застройки штамп «одобрено». Отчаявшиеся домовладельцы, по пятому-шестому разу пытающиеся получить тот же штамп, томятся в муках, пока какой-нибудь бюрократ Торквемада сосредоточенно изучает последний вариант предложенных ими проектов.

Именно в это жуткое место и направился Бун, чтобы узнать имена застройщиков, ответственных за возведение домов, ныне покоящихся в глубине воронки Ла-Хойи. Войдя в здание, он сразу пошел к стойке, незатейливо именуемой «Приемная». За ней восседала женщина средних лет с волосами, выкрашенными в цвет, не встречающийся в природе. С ее шеи на цепочке свисали очки.

— Ширли, — поздоровался Бун.

— О господи, тебя-то сюда какими судьбами занесло?

— Как дочка поживает? — поинтересовался Бун.

— Пока гуляет, — ответила Ширли. — Уже третий раз.

— Бог троицу любит.

— Твои слова да Богу в уши, — вздохнула Ширли. — Как бы то ни было, спасибо за все, что ты для нас сделал.