и видеть возмездие нечестивым.

— Достаточно ли ты силен, брат, чтобы петь? Мы должны про­должать пение. Это бесчестие постигло нас, потому что мы позво­лили пению умолкнуть.

Жеан был не в силах отвечать. Он пошевелил ногой. Ноги что- то коснулось.

— Нам предстоит умереть, — сказал монах. — Слава Господу, ко­торый послал нам мученичество. — Он храбрился, однако голос его дрожал. Жеан понял, что монах замерзает. Жеану и самому было холодно, очень холодно.

— Где мы?

— В самом нижнем подземелье, в колодце Христа.

Песнопение продолжалось:

Ибо ты сказал: «Господь — упование мое»;

Всевышнего избрал ты прибежищем твоим.

— А где это?

— Из крипты начинается тоннель. Он спускается сюда, к свя­щенному озеру под землей. Северяне рубили нас без жалости. Те­перь место осквернено.

Исповедник вновь почувствовал прикосновение, на этот раз к руке. Что-то еще ткнулось ему в ладони. Водоросли? Нет, у него за спиной находился некий массивный предмет. Жеан схватился за него и ощупал. Пальцы прошлись по чему-то твердому и гладкому, по полукругу выступов и впадин. Он разжал руку. То, что касалось его раньше, было волосами, а только что он ощупывал чью-то че­люсть.

— Ты можешь двигаться? — спросил Жеан.

— Нет. А ты разве не связан?

— Связан.

— Тогда все бесполезно. Он будет ждать нас. Он хочет, чтобы мы умерли здесь.

Жеан сглотнул комок в горле. Его тоже трясло. Песнопение спра­ва от него оборвалось.

Он подался вперед и закашлялся. У него на шее что-то было. Пет­ля. Жеан попытался освободиться, вертя головой, однако стало только хуже. Теперь удавка затянулась сильнее, не настолько силь­но, чтобы задушить или нарушить кровоток, но он сознавал, что дальнейшее сопротивление его убьет.

А затем Жеан увидел свет — огонек, движущийся в их сторону. Свеча. Наверняка кто-то из монахов выжил, наверняка кому-то из викингов надоело ждать, и он пришел сюда. Жеан разглядел место, в которое попал: озеро в природной пещере; своды ее сходились над головой на расстоянии вытянутой руки. Три большие колонны из известняка опускались из-под сводов в воду, и как раз к ним и были привязаны монахи. Монах справа от него пел, выдавливая из себя слова псалма. Слева пел еще один, толстый. Оба монаха сту­чали зубами и тряслись от холода.

Вокруг них плавали или покачивались в воде мертвые тела, блед­ные, словно дохлая рыба в пруду, а телесные выделения, кровь, кал и моча, исторгнутые ими в момент смерти, превратили воды в вонючее болото. Монахи были убиты, в том не было сомнений — кто мечом, кто удавкой, затянутой тройным узлом.

Ворон опустил свечу на берег озерца.

— Простите, — сказал он. — Этот ужас... он необходим.

— Нечестивец, — произнес Жеан, — чернокнижник, ведьмак... — Веревка впивалась в шею, грозя задушить его. — Я тебя не боюсь!

Ворон улыбнулся ему, но в его глазах не было радости.

— Бог хочет не твоего страха. Он ждет страха от меня. Все это... — он подыскивал слово, но так и не нашел, поэтому повто­рил слово Жеана, — нечестие — вовсе не мой выбор. Ты ведь не думаешь, что я, словно какой-нибудь римлянин, упиваюсь чужими мучениями.

Жеан попытался ответить, но только закашлялся.

Ворон продолжал:

— Мы оба получим то, к чему стремимся, монах. Я получу виде­ние, а ты станешь мучеником. Когда тебя найдут, то постараются увековечить твою смерть всеми возможными способами. Палом­ники будут носить твои изображения.

— Я...

Жеан не мог говорить.

Ворон присел у кромки воды. Он принялся раскачиваться взад- вперед, затянув песнопение, совершенно не похожее на псалмы мона­хов. Звуки были зычные, гортанные, они то набегали друг на друга, то замирали, пускались вскачь и спотыкались в головокружитель­ном северном напеве.

Фенрисульфр,

Прикованный и связанный,

Волк, прожорливый убийца,

Забота и гибель богов,

Я страдаю, как ты страдал.

За боль мою

Мне видение,

За страх мой

Предсказание...

Речитатив все длился и длился, песнопение заглушало его. Мо­нах справа от Жеана лишился чувств, и песнь подхватил второй. Псалмы непрерывно звучали в этом месте на протяжении четырех веков. «Для чего же? — подумал Жеан. — Чтобы держать в узде этот ужас». Может быть, здешняя нечисть так долго оставалась без кор­ма, потому что монахи несли непрестанную стражу?

От холода немело тело, от пения голова у Жеана стала похожа на перезрелую смокву и была готова лопнуть. «Ты знаешь, что они со мной сделали? Знаешь, что они сделали?» У него в ушах звучал го­лос, полный гнева и ненависти. Он оказался в ином месте. Точнее, место было то же самое, однако оно изменилось. Водоем исчез. Пе­щера стала сухой, более того — жаркой. В ноздрях щипало, а язык был словно присыпан песком. Справа от него обвивался вокруг ко­лонны громадный змей — золотистый, красный, зеленый; у него из пасти капал яд. Он прополз у Жеана над головой, обернулся вокруг колонны, к которой тот был привязан, и переполз на колонну сле­ва от него. А под левой колонной, привязанный точно так же, сто­ял странного вида человек.

Рослый и бледнокожий, с копной невероятно ярких рыжих во­лос, он закричал, когда змей капнул ядом ему на лицо. Кожа обле­зала до мяса там, куда падал жгучий яд, волосы сбились в колтуны, глаза были налиты кровью, а губы почернели и запеклись. Кислот­ный пар валил от тела, которое иссушал змеиный яд.

— Ты не освободишь меня, сынок? — Он умолял, крича и рыдая.

— Я тоже привязан. — В голове у Жеана внезапно прояснилось.

— Они связали тебя так же, как и меня, боги тьмы и смерти.

— Мы можем освободиться?

— Мы освободимся. Это было предсказано.

— Где же Ворон? Где эта тварь?! — прокричал Жеан.

— Ушел.

— Он заслуживает смерти.

— Он сам слуга смерти. Он служит богу в петле.

Первый раз в жизни Жеан испытал страх. Человек перед ним не­стерпимо страдал, однако от одного его присутствия воздух как будто сгущался. Ужасная мысль посетила Жеана: это же ад! Горды­ня подвела его, и его отправили в озеро огня.

— Ты дьявол, — проговорил он, — а это ад.

— Ад боится тебя, Фенрисульфр. Его залы содрогаются, заслы­шав твой голос.

— Почему ты называешь меня так? — Имя отдавалось в голове, словно гул большого колокола.

— Потому что так тебя зовут.

— Выпусти меня отсюда, демон.

— И ты станешь свободным?

— Я стану свободным.

— Тогда беги на свободу.